Спустя несколько секунд в кабинет вошел генерал-квартирмейстер.
— Скажи мне, Карл Федорович, — обратился к нему Кутузов, — где я мог слышать фамилию этого молодца? — он указал на капитана. — А то вертится в голове, а на ум не приходит.
— От генерал-майора Сен-При, — незамедлительно ответил Толь. — Эммануил Францевич рассказывал о подпоручике, прежде служившим у Бонапарта, который, опираясь на свое знание тактики французской армии, верно предсказал направление удара неприятеля сначала под Смоленском, а затем под Бородино. Досадовал, что такого полезного офицера отозвали в Петербург. Еще Руцкий отличился при нападении поляков на командующего Второй армией. Когда Багратиона ранили, он оказал ему помощь, которую директор медицинского департамента Виллие нашел правильной и своевременной.
— Вспомнил, — кивнул светлейший. — Меня тогда удивила эта история. Какой-то подпоручик и так верно угадал. Ты у нас, оказывается, стратег, — улыбнулся он капитану. — А что в чинах так сильно подрос? Из подпоручиков да в капитаны?
— Государь соизволил пожаловать меня поручиком по гвардии за захват пушек у неприятеля незадолго до Бородино, — не замедлил с ответом офицер. — Но я обменял чин на армейский. Военный министр, граф Аракчеев, это одобрил. К сожалению, доказать этого не могу — французы отобрали бывшие со мной бумаги. Но можно направить запрос в министерство — там подтвердят.
— Так ты и с Алексеем Андреевичем встречался? — удивился Кутузов.
— Имел беседу, — подтвердил офицер.
«Непростой человек, очень непростой, — подумал светлейший. — Государь с ним беседует, затем Аракчеев. Что-то здесь не так. Не прислал ли Александр Павлович ко мне очередного соглядатая?» Помедлив, Кутузов отверг эту мысль. Соглядатаев царя в армии и без того хватает — к тому же чинами выше. Тот же Бенигсен пишет на него кляузы в Петербург, и не только Бенигсен — «доброхотов» хватает. Куда ж еще одного? Но проверить нужно.
— Государь не предлагал тебе остаться при его особе?
— Предлагал, ваша светлость, — подтвердил офицер. — Но я попросился в армию. Какой от меня прок в столице? А вот воевать я умею.
Капитан будто невзначай коснулся крестов на мундире.
— Гм! — сказал светлейший. — А в какую должность при армии тебя определили в Петербурге?
— Ни в какую, ваша светлость. Предписанием, как уже сказал, направлен в распоряжение Главного штаба. Здесь намеревался проситься в свой батальон.
«Не соглядатай, — понял Кутузов. — Вот и славно».
— А военных картах разумеешь? — спросил.
— Так точно, — ответил Руцкий.
— Тогда покажи нам, как по твоему разумению, будут наступать французы, — главнокомандующий жестом пригласил капитана к столу. Тот подошел и минуту рассматривал разложенную на нем карту.
— Пойдут отсюда, — указал пальцем. — Будут пытаться захватить Малый Ярославец, а затем пробиваться дальше. Сам город военного значения не имеет, его можно отдать, а вот за ним имеются высоты. Здесь можно устроить сильную позицию, которую успешно оборонять, тем самым заставив неприятеля убраться восвояси.
— Отдать город? — удивился Кутузов. — Без боя?
«Мне этого не простят, — подумал с горечью. — За Москву, вон, сколько упреков получил, в том числе от государя».
— Можно и с боем, — не стал возражать Руцкий. — А вот пытаться отбивать его у неприятеля не стоит. Зря положим людей. Если Богарне не удастся пробиться на Калужскую дорогу, он и без того уйдет из Малого Ярославца. Извините, ваша светлость! — поспешил капитан, заметив взгляд Кутузова. — Увлекся. Я не вправе давать советы главнокомандующему.
— Добрый совет и от солдата полезен, — хмыкнул светлейший. — Не желаешь служить при мне, капитан? В штабе?
— Ничего не смыслю в штабной работе, — поспешил Руцкий. — Прошу, ваша светлость, направить в батальон.
— Жаль, — сказал Кутузов, — но неволить не буду. Где сейчас батальон Руцкого? — повернулся он к Толю.
— Передан в дивизию Паскевича, — без запинки отрапортовал полковник.
«Все знает, — с удовлетворением отметил светлейший. — Золотой человек».
— Скажешь адъютанту, что я приказал направить тебя в распоряжение Паскевича, — сообщил светлейший капитану. — Пусть выпишет бумагу. Ступай, голубчик! Воюй так, чтобы я тебе еще не раз услышал.
Руцкий поклонился, повернулся через левое плечо и четким шагом вышел из кабинета.
— Молодец! — оценил Кутузов. — Нам бы таких командиров — да побольше. Ты же, Карл Федорович, — сказал генерал-квартирмейстеру, — отправляйся в Малый Ярославец и определись с позицией.
— Думаете, капитан прав? — спросил Толь.
— Сам сказал, что он дважды верно угадал направление удара неприятеля. Один раз может и случайно получиться, а вот дважды, да еще подряд, не выйдет. Так что стоит принять меры. Поспеши!
— Слушаюсь, ваша светлость! — ответил полковник и, поклонившись, вышел из кабинета.
«А мы тем временем по французу ударим, — подумал Кутузов, проводив его взглядом. — Не то встали лагерем под Тарутино, канальи. Офицеры, наши и французские, повадились друг к другу в гости ходить [64]. Обсуждают, как после заключения мира пойдут вместе воевать Персию. Не будет вам мира! Война не окончена, пока хоть один враг топчет русскую землю…»
* * *
Каким мне показался Кутузов? Старым, тучным, больным человеком, в чьей одряхлевшей оболочке еще горел пытливый разум. Удивительно, но он еще любовницу с собой возит. К слову, это никого не напрягает. Один из русских генералов, когда ему о том сказали, заметил, пожав плечами: «Румянцев их четыре возил». Светлейший много спит, что беспокоит окружение: дескать, как же так? Отечество в опасности, а главнокомандующий дрыхнет. На что другой умный человек сказал: «Чем больше он спит, тем лучше для России». Главнокомандующий не должен совать нос в каждую щель, от него требуется выбрать стратегию кампании и строго ее придерживаться. С этим у Кутузова все в порядке — соображает отлично. Ситуацию с человеком, близким к царю, поймал влет, под это дело удалось скормить наводку на Малоярославец. Французы все равно на него пойдут — у них выбора нет, вот, и встретим. В моем времени этот ход Наполеона оказался неожиданным для русской армии, отреагировали впопыхах, отсюда встречный бой частей, которых бросали в атаку с марша, суета, хаос, излишние потери. Может, здесь выйдет иначе?
В дивизию Паскевича я добрался к полудню. Бардак в Тарутинском лагере был еще тот. Никто ничего толком не знал. Меня гоняли чуть ли по всему лагерю, заодно я его хорошо разглядел. В моем времени, если верить историкам, домов в нем катастрофически не хватало, даже генералы ютились в овчарне, а Кутузов жил в курной избе. Что говорить про остальных? А вот здесь настроили изб, пусть без особого порядка, зато новых. Свежеошкуренные бревна стен блестели желтизной. А что? Взвод саперов срубит такой дом за день. Пол земляной, крыша — соломенная, стекол в окошках нет — одни ставни. После того, как армия уйдет, крестьяне эти домики разберут и отвезут в Москву, где с выгодой продадут. Вряд ли интенданты станут препятствовать — им-то что? Эти дома уже списали.
Наконец, встреченный мной офицер оказался сведущим и указал верный путь. Подъехав к окружавшим большое поле палаткам и избам, я увидел на импровизированном плацу ротные учения. Солдат учили держать строй, заряжать ружья, целиться и стрелять. Фигура командовавшего ими офицера показалось мне знакомой. Я дал шенкеля лошадке и приблизился. Синицын? Точно! Бывший фельдфебель, услыхав, топот копыт, повернулся на звук.
— Здравству йте, Антип Потапович! — поприветствовал его я. — Новобранцев гоняете?
— Платон Сергеевич? — изумился он. — Здравия желаю! Вас не узнать в этой бурке. Какими судьбами? Вас же в Петербург забрали.
— Как забрали, так и отдали, — сказал я и зевнул. — Просьба к вам, Антип Потапович: найдется, где ненадолго прикорнуть? Ночь не спал. Сутки выдались — не приведи Господь! Вчера французы меня в плен захватили. Вечером от них бежал, ночь к своим добирался. Близ лагеря на рассвете меня казачки прихватили. За шпиона приняли, даже побили чуток, — я указал на синяк под глазом. — Потом с Иловайским казачков Чубарого и его самого поминал, далее и вовсе к Кутузову потащили. Как раз от светлейшего еду. Устроите?
