всей деревней принялись разделывать туши прямо на улице, поехал так же на санях в другую сторону, может, еще кого подстрелю, мяса много не бывает, сохранят на ледниках, наверное, правда, проблема соли стоит на первом месте.
Просидев несколько часов в «засаде» и даже не увидев ни одной животины, вернулся назад. А там уже вовсю готовили угощение, или, если точнее, еду. Женщины разошлись по-крупному, тут тебе и первое, и второе, обещали уже через часок пригласить к столу.
– Как же ты такой молоденький на войне-то оказался? – за ужином разговор был тяжелый.
Пришлось вспоминать и об убитых родителях, и о трудной судьбе, естественно, не упоминая про обучение и службу в Германии, не хотелось объяснять, что и как. Ограничился пространным рассказом о том, что просто партизанил всю войну, то с одним отрядом, то с другим. Оказалось, у половины женщин этой деревни кто-нибудь из мужчин или был в партизанах, или погиб на фронте. Парни, которые погибли здесь, были на постое, искали, похоже, именно меня, но и так деревню не забывают, периодически навещая. Весь ужин женщины уговаривали меня не соваться в лес, потеряюсь, а дожидаться партизан здесь.
– А эти твари, бандеровцы с бульбашами часто наведываются?
– Да приезжают, – согласились со мной, – но не часто. Тут делать им нечего, все давно украли, скотину последнюю еще зимой прошлого года увели. Они, как мы поняли, просто проезжали, сам же сказал, что тебя искали скорее всего.
– Как же вы тут выживали? – натурально удивился я.
– Да так и жили, то ребятки из леса придут, притащат чего-нибудь, то сами зайцев наловим, думаешь, не сможем? У каждой бабы в деревне муж охотник, неужто не научил до войны самой силки да петли ставить?
– Да, сильнее наших женщин, наверное, и нет никого на свете, – подытожил я.
– Наши мужики сильнее, а кроме них, да, никого нет, – согласились, но немного поправили меня.
Партизаны появились в деревне раньше бандеровцев. В один из вечеров, я был в бане, завалились сразу трое бородатых мужиков и давай орать. Почему орать? Так я услыхал, как они шумно идут, и ждал с пистолетом в руке, а на лавке, рядом, еще и «папаша» лежал. Вот и заорали сразу: бросай оружие, бросай оружие. А вы мне его давали?
– Слышь, пацан, не доводи до греха, брось железку, я тебе говорю, – уговаривал меня старший из вошедших, лет сорока мужчина. Одет, кстати, в чистую фуфайку, даже не скажешь, что в лесу живет.
– А я вам в который раз отвечаю, зачем? Чем вам мешает мой ствол? Мне же ваши пукалки не мешают. – Я откровенно веселился, но и правда, мне не нравилось безапелляционность их заявления.
– Мы не знаем, кто ты такой! – Ха, гениальный ответ.
– А я понятия не имею, кто вы, может, бандеровцы и хотите меня грохнуть! Не, мужики, или говорим так, или идите, куда шли.
– Хрена ты оборзел, щенок, из моей же бани гонит! – крикнул через плечо старшего еще один мужичок.
– На ней не написано, что она – твоя, – спокойно отвечал я, – куда женщины разрешили зайти, туда и зашел. Вы вломились как черти, пацану винтовками угрожаете и чего-то еще требуете? Эх, командира вашего тут нет. Да я вас на пороге мог положить за две секунды, даже крякнуть бы не успели. Эх вы, бойцы, защитнички. Так и будете мальчишке грозить?
И партизаны, наконец, правильно поняли мои слова. Оружие перекочевало из их рук за спины, шапки с голов были сняты, и мне предложили поговорить.
– Чего вы вообще так разошлись? Вам что, на улице женщины не сказали, кто я и чего тут делаю?
– Да мало ли чего ты им наплел, сами хотели все узнать.
Мы сидели в предбаннике со старшим отряда и болтали. Я предъявил ему свои немецкие документы, а он, оказывается, ничего обо мне не слышал. Эти хлопцы были из другого отряда, откуда им знать о советском мальчишке-разведчике в немецкой армии.
– Как тут поверишь, что какой-то пацан полицаев покрошил в капусту?
– Чего делать будем, Михайло Иванович, мне в отряд надо, а где он, не представляю.
– Значит, это именно о тебе до нас довели, что мог лететь в немецком самолете, который наши соколы сбили неделю назад? – не отвечая на мой вопрос, продолжал терзать меня старший.
– Уж и не знаю, вам виднее, мало ли самолетов летает, – развел я руками.
– Из Ровно летел? Просто до нас довели, что в самолете должен был быть наш человек, а кто он, не сообщалось. Наш командир предположил, что из-за секретности.
– Пу, правильно предположил ваш старший, – кивнул я.
– Что делать намерен, с нами пойдешь?
– Куда именно? – уточнил я.
– Так в отряд.
– Мне к «Победителям» бы попасть, у меня жена там.
– Какая жена?!
Да, ляпнул не подумав, это ж в отряде Медведева привыкшие, знают все и вопросов давно не задают, а эти-то ребята другие.
– Не берите в голову, долго объяснять, – отмахнулся я.
– Сначала к нам, а там, как командиры решат, так и будет. Связь есть, решат, я думаю.
– Ну и добре, – подытожил я.
Выехали мы на следующее утро. У партизан были свои сани, они их в лесу неподалеку оставляли, когда в деревню шли, вот на них мы все и покатили. Сказал бы с песнями, но наврал бы, в тишине сидели.
Перелески сменялись полями и оврагами, кустарником и даже болотом. Оказалось, этот отряд также располагался в приличном удалении от Ровно, но все же ближе, чем нужный мне. Медведев, когда уходил на север, тащил за собой кучу немцев, а другие отряды, их здесь вообще-то три должно быть, периодически устраивали налеты с флангов и ослабляли врага.
Ночевали прямо в дороге, бойцы сменяли друг друга, по очереди управляя рыжим мерином, крепким и молодым на вид, а я то и дело просто спал. Ехать, это вам не идти, к вечеру второго дня мы остановились, ребята сошли с саней, и вскоре мы жарко здоровались с еще одной кучкой лесных воинов. Это был передовой дозор нужного моим попутчикам отряда, и ребята знали друг друга. Обменявшись новостями, продолжили наш путь в глубь леса, скоро, как предупредили, будут еще проверки.
На третий день покатушек на санях по зимнему лесу мы наконец-то прибыли в партизанский отряд. За время в пути мы даже подружиться с мужиками успели, правда, мне пришлось о себе больше выдумывать, правду я открывать не имею права. Ребята попались веселые, рассказали многое о работе отряда, без привязки, так,
