и в никуда, накрыл личный состав тяжелым взором.
— А кто преступления будет раскрывать? Телевизор где? Трубецкой!
— Работаем, товарищ майор, — встал Антошенька. — Проверили ранее судимых за аналогичные преступления, ориентировали участковых и домуправления, провели поквартирный обход на месте происшествия, проверили телемастерскую, комиссионку и другие места возможного сбыта похищенного.
— А результата нет, — поднял палец вверх Кулебякин. — Чтобы завтра же нашли телевизор. Срок — сутки! По нам и так будут оргвыводы, а вы еще такие кражи не можете раскрывать. Среди бела дня утащили дорогую крупногабаритную технику, и никто ничего не видел! Дармоеды!
Далее пошла тирада о том, что вот в его время, когда сотрудники в лаптях ходили и с палками вместо оружия, а раскрываемость была — не чета нашей.
На такой «веселой» ноте планерка и завершилась. Я направился к себе, переселять Мухтара в новый вольер. Там уже возле него терся Серый.
— О, привет! — я попытался потрепать его по голове, тот недовольно поморщился, мол, не маленький уже, ни к чему телячьи нежности.
— Привет, Сан Саныч, — ловко отнырнул от моей руки парень. — А почему Мухтар такой красивый стал, не пойму.
— Ну? А раньше некрасивый был, что ли?
— Нет, но сейчас он какой-то гладкий и одновременно пушистый. Будто после стирки.
— Есть такое… Я его вычесал хорошенько, на речку сводил, шампунем отшоркал.
— А почему меня не позвал? Я хочу посмотреть, как он плавает.
— Так ты ж болел. Алена сказала — ангина. Кстати, ты как? Выздоровел?
— Сеструха говорит, что еще нет, дома должен сидеть.
— А чего не сидишь?
Я пощупал его лоб, вроде в порядке, температуры не чувствуется. Он сморщился, как от кастроки.
— Да ну её, заколебала. Залечит меня совсем.
— Таблетки пьешь?
— Ага, а они большие такие и горькие, фиг проглотишь, она их между ложек растирает и водой разводит. Представляешь? От этого они еще горче становятся. Еще банки ставила, вся спина теперь в кругляш, как у божьей коровки — никому на глаза нельзя показываться. И на ночь стакан горячего молока с этой пенкой пить заставляет, а туда ещё столовая ложка сливочного масла и чайная ложка соды, и — под одеяло. Ненавижу молоко… Не буду болеть…
Серый снова поморщился, теперь уже от собственного рассказа, а потом закашлял.
— Ты куришь? — настороженно спросил я, не забывая о том, что совсем уже скоро тринадцатое июня.
— Не-е, — деловито замотал он головой. — Бросил.
— Давно?
— Как заболел, так и бросил. Ну так что? Давай Мухтара на речке еще раз помоем? С шампунем.
— Часто нельзя с шампунем. Искупаем в обед, чтобы и самим искупаться можно было спокойно. А сейчас будем его в новый дом переселять. Глянь, какой вольер отгрохали.
Я ткнул пальцем в новенькое строение, что притаилось в тени тополей, чуть ближе к тому месту, где покоился разбитый и изъятый автомототранспорт.
Хоть и неказистое жильё, хоть и из обрезок досок, но чистенько и опрятно. Еще и теплая будка-то — сразу к зиме смастрячил, двойные стены, а между ними — пакля.
— Ух ты! А вольер-то я и не заметил, — просиял Серый, а потом вдруг повернулся и спросил. — А ты чего к нам не заходишь?
— А должен? — озадачился я.
— Ну, конечно… Там это… сеструха про тебя спрашивала.
— Что спрашивала? — насторожился я.
— Да фигню всякую. Я уже и не помню.
— Обязательно зайду. Ты кстати, когда вырастешь, кем хочешь стать?
— Космонавтом.
— Серьезно? — я вскинул удивленную бровь.
— Сан Саныч, нет, конечно, что ты меня как маленького спрашиваешь?
— А ты не маленький?
— Нет, конечно, детство — это когда кот старше тебя! Дурацкие у тебя вопросы, как у вожатой. Никем я не хочу стать. Карманником раньше хотел. Интеллигент говорил, что у меня отлично получалось. Так ты…
— У тебя отлично получается и другое.
— Что, например?
Я повёл рукой перед собой.
— Ты отлично ладишь со служебной собакой, клеишь модели, наверное, что-то еще есть, о чем я не знаю.
— Самолетики мне надоели, а вот Мухтар…. Это да… — Серый с любовью погладил пса, которого я вел на поводке к новому месту жительства.
— Ну тогда тебе прямая дорога в кинологи.
— Как ты?
— Ну… да… — чуть замешкался я с ответом, ведь я сам еще без году неделя на этой стезе.
Но мысль сделать из пацана милиционера мне определенно нравилась. Все-таки я твердо решил не дать стать ему уркой. Не потому, что тот, взрослый Серый меня пришьет, а потому что я могу реально помочь не только себе, но и еще кому-то… Кажется, впервые в жизни такая возможность — и я даже не знал, что вообще-то мне этого давно хотелось.
— Как я… — наконец, кивнул я. — И будет у тебя свой Мухтар.
— Ну не-е, — поморщился Серый. — Стать ментом. Фу-у… Ну разве что, если как ты… То еще можно подумать.
— Пошли-ка, — я развернулся сам и потянул собаку вбок.
— Куда?
— Узнаем, можно ли тебя оформить как юного помощника милиции. Как внештатника, или как там они называются, не знаю.
— О! Это что получается? Деньги мне будут платить?
— Нет, с юными помощниками мороженным рассчитываются. Куплю тебе. Пошли к начальнику, узнаем, есть ли вообще такая практика. И как это все оформляется.
— А пистолет мне дадут?
— С пистонами, — кивнул я.
В это время я боковым зрением увидел, как со второго этажа здания кто-то свесился с окна во дворик.
— Морозов! — раздался голос шефа, он был похож сейчас на толстую кукушку, что сломалась в часах и не может впорхнуть обратно. — Зайди ко мне! Срочно!
— Иду! — крикнул я, и кукушка наладилась — скрылась в кукушнике.
Я повернулся к Серому.
— Вот как раз и начальник вызывает. Пойдем со мной.
— Злой у тебя начальник, — поежился Серый.
— Не боись, солдат, ты же со мной.
Мы поднялись в кабинет Кулебякина.
— Разрешите?
— Входи, Морозов, а это кто с тобой? Что за детский сад привел?
Я спиной чуял, как Серов набычился.
— Это наш новый сотрудник, — улыбнулся я.
— Чего? — челюсть Кулебякина достала до узла
