class="p1">— Карманники могут маскироваться под кого угодно, — авторитетно заметил я, уж мне ли не знать карманников. — Так вот… получив оперативную информацию почти случайно, я провел ряд оперативно-поисковых мероприятий, используя, кхм, метод личного сыска, вышел на очкарика, то есть на Интеллигента и его подручных — Пистона и Ильича. С целью внедрения в их группировку принял участие в краже собаки, которую указанные лица задумали совершить. Здесь выбирать собак не приходилось.
— Какое внедрение? Так ты же в форме был? — недоумевал начальник. — Вон, на фото рубашка на тебе форменная, мы думали сначала, что ты на ж/д работаешь, как говорил свидетель.
— В том-то и дело, Петр Петрович, — я понизил голос. — По моим сведениям, в указанной группе замешаны сотрудники милиции. Я думал через это и зайти…
— Чего-о??? Ну ты это, ну это… ядрена сивуха! Ну это ты хватанул, Морозов! У меня в отделе — преступник в погонах?
— Информация проверенная, но ее источник при гражданских я не могу раскрыть, — я многозначительно кивнул на Эрика Робертовича, тот уже допивал стакан Абхазского пойла, и ему было хорошо.
— А зачем тогда ты собаку в милицию привез? — спросил начальник.
— Да! Зачем? — с вызовом вторил ему рыжий.
— Потому что в процессе выяснилось, что Пистон и Ильич не имеют отношения к преступной группе, а вот Интеллигент смылся под шумок. Поэтому собаку я, конечно, сразу повез в милицию. Это было еще нужно для окончательной проверки Пистона и Ильича. Они согласились меня сопроводить, а значит, органов не опасаются, разве что когда выпивают в общественном месте и рискуют попасть в медвытрезвитель.
— Ну ты даешь, Морозов… — чесал лысину начальник. — И кто из наших связан с ними, с этими?
Я лишь молча еще раз кивнул на председателя горисполкома, и шеф поджал губы.
— Товарищи? — встал, чуть пошатываясь Эрик Робертович (пойло оказалось крепким), — я не понял? Моя собака что? Была элементом оперативной комбинации?
— Да, — кивнул я и принялся жать руку рыжему. — Эрик Робертович, от лица руководства горотдела примите нашу благодарность за участие в оперативной разработке и обязательно передайте нашу благодарность Эльбе. За… стойкое сопротивление.
— Спасибо, передам, — расплылся в улыбке рыжий. — Ну, я, пожалуй, пойду. У меня еще это… Совещание.
И Эрик Робертович, лёгким зигзагом дойдя до двери, свалил.
— Ловко ты его, — раздувал щеки Кулебякин, полируя лысину носовым платком. — Я уж думал, точно Витьке все расскажет. Мне и так шатко сидеть тут уже, особенно после этой, чтоб её, сдачи физо, которую вы все… Да ладно, не ты провалил, не ты. До пенсии бы доработать. Вальке шубу цигейковую справить. Уж не говорю, чтобы подполковника получить…
— Какому Витьке? — уточнил я.
— Прокурору. Ну Морозов, за смекалку тебе благодарность. Устная, конечно, а за то, что собаку стырил — выговор.
— Устный.
— Черт с тобой, устный, конечно… Ты мне скажи, на фига псину украл.
— С Мухтаром спутал, я тогда его еще его не отличал, — признался я. — А вот все остальное я не придумал, Петр Петрович. Правду сказал.
Начальство, теперь уже не слишком высокое, нахмурилось.
— Ты меня не пугай, Морозов. Какие, ядрён пистон, карманники, какие менты в банде, какая Олимпиада? Она, может, и не состоится еще вовсе! Согласились сдуру провести, а там знаешь сколько денежек надо? И сколько объектов отгрохать? Это тебе не сортир в огороде сколотить. И не будку.
— Знаю, Петр Петрович, но Олимпиада будет. Точно будет.
— Это тоже в школе милиции вам сказали?
Но я не дал себя заговорить.
— Важно не это, а то, что в городе есть нечистый на руку милиционер. А у меня есть свидетель. Правда, несовершеннолетний.
— Это этот, что ль? Тимуровец который? — начальник уставился на Серого, но тот молодец, взгляд выдержал и глаза не отвел.
— По нему составлены отказные, он признался в нескольких эпизодах карманных краж. А теперь готов нам помогать. Негласно. Все-таки он еще юн, и я не хочу им рисковать и…
— Эй, пионер, — скептически хмыкнул майор, прервав меня, — скажи мне, тебя к Олимпиаде готовили? Иностранцев щипать?
— Сначала сказали, что в Угледарск проедем, — спокойно ответил Серый. — Там людей побольше наберем. Ну а про потом — особо не говорили. Но не исключено, что на Олимпиаду бы заглянули.
— Кто — не говорили?
— Интеллигент и… Трубецкой.
Андрей успел глянуть на меня, сверяясь, не слишком ли рискованно ему будет сейчас назвать имя. Я коротко кивнул.
— Кто? — голос начальника попёр куда-то вверх. — Наш Трубецкой⁈
— Наш, наш, Петр Петрович, — понизил я голос. — Я вам сразу про него ничего не говорил. Если честно — не доверял.
Начальник хлопал глазами, осмысливая, а потом всю боль, страдания и муку вложил во фразу:
— Твою мать, Морозов! Ты охренел?
Я велел Серому идти на улицу, во дворик к Мухтару, а сам уселся на стул возле приставного столика, закинул ногу на ногу и продолжил:
— Сами подумайте, Петр Петрович… Я только перевелся, еще никого толком не знаю… А тут такое выясняется. Рыльце у нашего инспектора уголовного розыска в пушку. И вы с ним как-то общаетесь — ну, лояльно, что ли… Вот я и подумал, что ваше рыльце, простите, тоже замарано. А потом приехал проверяющий и давай топить отдел. Зачем? Не знаю, а вот только Антошенька с ним вась-вась. Но я же не знал…
— Что ещё?
— Что вы за отдел душой болели, получается, а не в одних вы санях с Трубецким, — подбавил я патриотического пафоса в голос.
Петр Петрович громко хмыкнул, но я видел, что он уже не так кипит, успокоился. Больше соображает теперь, в какую сторону эту заваренную кашу мешать, чтобы ложка не утопла.
— Ну это еще твои домыслы, это еще проверить надо, — выдал он вслух. Вот только скажи мне, Сан Саныч, кто этим заниматься будет? Инспекция по личному составу из главка? Да я и так тут на птичьих правах, уже на ниточке вишу. Не хватало мне еще скандала с преступным сотрудником. Это какое пятно будет, представляешь? На всю область прогремим, если не на страну… Вмиг на пенсию турнут.
Кулебякин дернул рукой, будто хотел перекреститься.
— Так и
