это я видел как будто смазанным, на скорости.
Гаражи для советского мужика — это всё. Вторая жизнь, считай, мужской клуб, факультатив по интересам, место, где можно спрятаться от жены, тёщи и управдома. Место, куда женщинам вход воспрещен (они туда и сами не ходят). Место, где тебя выслушают, подскажут по ремонту авто, помогут подкрасить, подмазать, подделать, угостят сигаретой, нальют кружечку. Место, где можно свободно разговаривать о политике, женщинах, рыбалке и других важных мужских темах.
Я уже немного взмок, когда впереди показался очередной распахнутый гараж. Мухтар потянул именно к нему. Я придержал его, чтобы он не врывался носорогом и не пугал людей. Но людей там не оказалось, там были Пистон, Ильич и кто-то третий. Они любовно расстелили на старом стуле газетку, разложили вяленных лещей и разливали по железным эмалированным кружкам янтарное с пузырьками пиво из трехлитровой банки.
— Привет, товарищи алкоголики и тунеядцы, — улыбнулся я.
— Атас! Менты! — вдруг крикнул Пистон и ломанулся на выход.
Ильич и третий, грузного вида мужик тоже кинулись бежать. Не понял… Чой-то они от меня деру дали? Не узнали без формы, что ли? Хотя крикнул же Пистон, мол, менты… узнали, значит.
Пока я раздумывал, за кем из троих бежать, толстячок, сделав пробежку метров в десять и уже запыхавшись, вернулся в гараж. Хлопнул себя по лбу и воскликнул:
— Я-то чего побежал⁈ Это же мой гараж, я ничего не делал! А вы действительно из милиции?
— Из милиции, — кивнул я. — Будьте здесь, гражданин, никуда не уходите. Мы скоро…
Я наклонился к Мухтару и указал ему на бегущего Пистона. Тот резвее своего дружка уматывал в сторону пятиэтажек. Ильич бежал в противоположную сторону.
— Ату, его, ату! Только не жри, я тебя нормальной едой покормлю. Понял?
Я отпустил поводок.
— Гав! — и Мухтар рванул за Пистоном, а я развернулся и побежал за Ильичом.
Еще не успев нагнать Ильича, я за спиной услышал и чуть ли ни звуковой волной почувствовал истошный вопль Пистона, пожарная сирена и то тише ревет. Молодец Мухтарка, догнал уже и задержал. А задержанный не затихал, продолжал блажить кабанчиком, неужто пёс его грызет? Сказал ведь, нельзя его есть — тушка старая и токсинами алкогольно-никотиновыми пропитана.
Обернулся на ходу: никто Пистона не ел и даже не кусал. Мухтар сидел у него на спине и ловил пролетавшую муху. Клацнул челюстями так, что Пистон под ним еще пуще завопил. Из гаражей повысовывались мужики. Кто-то даже схватился за монтировку, а другой за сломанный старинный утюг.
— Спокойно! — выдохнул я на ходу, махнув выхваченной из кармана ксивой, как грешник индульгенцией, а потом прокричал еще громче. — Никому не двигаться! Работает милиция! И Мухтар!
Волшебное слово «милиция» действовало на советских граждан и вправду магически. Услышав, что я мент, они вмиг смылись по норкам, по гаражикам.
Советскую милицию уважали и боялись. Уважать было за что, а боялись — ну так это потому, что каждому найдется за что ответить. Ведь стянуть с работы что-то «нужное» — сейчас и воровством-то не считается. По кодексу оно, конечно, хищением значится, а по советской совести — так, ерунда… Не воры это, а несуны. Название ласковое, слух не режет, хомяка запасливого напоминает, что набил за щеки добычу и домой в норку тащит. Как говорится, неси с работы каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость. Вот и получалось, что воровали все и вся. Несли с работы от бинтов и ваты до шифера и лопаты. Утянутое с работы зачастую в личное пользование даже и не обращалось, а обменивалось на что-то нужное, что было стырено другим несуном с другой работы. Вот таким бартером народ и пытался компенсировать дефицит и нехватку товаров. И вот поэтому, собственно, было почти всё равно, что именно переть — лишь бы разжиться.
Я приблизился к Ильичу на расстояние броска. Он уже изрядно сдох, и ноги его заплетались, как у портовой путаны после ночной смены. Может, от пива, а может, от усталости. Я не стал расспрашивать, как там самочувствие, а сходу вдарил по его задней ноге (если нога последняя, значит, задняя) боковой подсечкой. Захлестнул так, что конечности у него вконец меж собой переплелись, и беглец раненой щучкой полетел в траву. Закопался в репей, лежит да воет:
— У-у! Коленки вывихнул и зубы рассыпал последние! У-у!..
— А не надо бегать от органов, — грозно пробурчал я, вытягивая его из репейника. — Так не только зубы можно потерять, но и более важные органы.
Но Ильич больше прибеднялся. Выглядел он вполне себе целым. Только немного помятым, небритым и нос в сосудистую крапинку, но это и до падения у него все было.
Я притащил его к гаражу, в котором остался их пузатый дружок. Дружок время не терял, уже вылакал полбанки пива. Залпом, что ли, пил?
Я приказал Ильичу ждать меня в гараже. Но на всякий случай стянул с него ботинки и взял их с собой под мышку. А что? Босиком точно не побежит, щебнем острым дорожка посыпана, далеко не уйдет этот Монте-Кристо.
Дошел до Мухтара. Картина маслом… Пистон уже не блажит, а лишь всхлипывает, Мухтар его жалеет, лижет затылок, но со спины не слазит — команды такой не получал. Держит всей тушей.
— Ко мне! — твердо скомандовал я, когда до них оставалось метров десять.
Собака и Пистон вскочили и оба подбежали ко мне.
Прихватив Пистона и Ильича, я повел их в соседний ряд. Решил, что поговорить мне с ними надо с глазу на глаз. Тут уже народ снова осмелел и из гаражей повысыпал. Любопытствуют, перехихикиваются. Кто-то даже Мухтарку подкормить пытается печенькой в клеточку. Несподручно здесь серьезные беседы вести. Я снова взял пойманных за шкирки и решил, что самое то будет в гараже Ильича укрыться, все странности и непонятки спокойно обсудить.
Но беглецы заартачились, и никак не хотели идти в гараж Ильича. Да что это такое? Главное, упрашивают — хоть, говорят, в отделение, а можно даже в медвытрезвитель оформить или бросить в терновый куст.
Это одна странность, а вторая — никто из них так и не мог пояснить мне вразумительно, с каких-таких пассатижей они дали дёру от меня.
Все это мне предстояло выяснить, но ведь не при людях же. Так что дезертиров я связал поводком в сцепку и повел
