Викторович носил их постоянно, никогда не снимая, и с каждым днем чувствовал, что становится
совсем иным. Прямо мистика какая, но перемены происходили постепенно. К добру ли, к худу, он пока не понимал, но и противостоять
переменам не желал — обретя себя в этом новом мире.
— Вы признаете мою династию!
— Разве можно не признавать цунами или извержения вулкана? Если они происходят, их принимают, — негромко произнес Ойяма.
— Вы отказываетесь от всех притязаний на мои владения, и передаете немедленно Тайвань, на котором и так едва держитесь. Признаете его за Маньчжурией, а не за Китаем на «вечные времена».
Фок остановился, тщательно обдумывая будущие слова — все же на японском языке он говорил гораздо хуже, чем на других, хотя последние месяцы практиковался в допросах пленных.
— России будут сделаны вами серьезные уступки — передадите Курилы, которые вам уступили тридцать лет тому назад. Возможно какие-то куски Хоккайдо, где живут айны. И пару островков архипелага Рюкю придется передать немцам и французам. Вашей стране будет запрещено покупать или строить крупные военные корабли 10–15 лет, и содержать армию выше установленного размера, и тоже на определенный срок времени. Возможно, потребуются гарантии!
Фок остановился, еще раз хорошо подумал и негромко сказал, положив руки на стол — теперь он не скрывал браслеты:
— Переговоры проведут дипломаты — место их Порт-Артур, на который год назад вы напали. Там будут и другие условия, могут быть взаимные уступки — меня это не касается. Я предлагаю лишь продлить перемирие на следующих условиях!
— Я слушаю ваше величество, — маршал сдержанно поклонился, и Фок внимательно на него посмотрел:
— Вы перевозите всю армию на острова, но оружие складируете на острове Цусима — там будут высажены мои люди, которые должны все видеть, чтобы не было обмана. Последнее будет воспринято мной как повод к немедленному продолжению войны…
Фок посмотрел на японца — тот продолжал сидеть истуканом, с непроницаемым лицом выслушивая требования фактической капитуляции. И решительно закончил:
— А теперь я выскажу все что думаю, по поводу будущих взаимоотношений между нашими странами…
— Жизнь не ипподром, ваше высокопревосходительство, и если мы поставили не на ту лошадь, то бог с нами, если мы сами рассчитаемся за ошибку — но если по счетам расплатится страна?!
— Вот этого бы очень не хотелось ваше величество, — Алексеев вполне серьезно произнес титул, внимательно посмотрел на Фока, и негромко добавил, подбирая слова:
— А ведь ты стал совсем другим, Александр Викторович, поверь. Что же с тобой вся эта мистика сделала — был обычный генерал, а сейчас правитель из тебя так и прет. Властный… И жестокий, ты уж прости меня за прямоту, но так оно и есть.
— Да я сам это чувствую — с волками жить, поневоле по-волчьи завоешь! Азиатом становлюсь, таким же, как они, коварным и жестоким. Иначе власть просто не удержу, и реформ не проведу — слабые правители здесь никаким авторитетом не пользуются — достаточно на Коджона посмотреть. У него жену убили, а он только ныл и сопли жевал. Может быть, он не любил властную супругу, но правители идут по пути власти, опираясь не на чувства, а на целесообразность. Мин на его месте приказала бы вырезать всех японцев без всякой жалости — натравила бы весь народ, чтобы сплотить корейцев жаждой мести, и «повязать» пролитой кровью. А затем, опираясь на всеобщую поддержку, истребила бы всех политических оппонентов беспощадно, «зачистив» страну от коллаборационистов!
— Что сделал ты от имени царицы Е Лен, которая пожелала отомстить коварным японцам за невинно убитую «сестру»?!
— Именно так, — жестко усмехнулся Фок, — теперь все корейцы по макушку залиты японской кровью, и будут держаться за Маньчжурию и Россию мертвой хваткой — они убедились что иностранцы и китайцы им не защита. Как и собственный король и все его семейство. Так что спустя какое-то время я им «вана» подберу, и министров правительства, что будут полностью лояльны мне и горячими сторонниками федерации с Маньчжурией.
— Понятно, — мотнул головой Алексеев, — ты прагматически жесток, по нужде и необходимости.
— К сожалению, это не первая кровь, и не последняя. Но лучше уничтожать врагов открытых и потенциальных гораздо раньше, чем они начнут губить твоих собственных людей. Тут нужно играть на опережение, тогда и будет поддержка. Как эсеры говорят по иному случаю — «дело прочно, когда под ним струится кровь!» Мочить их нужно этих террористов, а не судить — а в России их чуть ли не в попку прокуроры с судьями целуют, а в газетах интеллигенция целые полосы в их защиту исписывает!
— Уже не будем — этот Каляев нам дал хороший повод, бросив бомбу в карету великого князя Сергея Александровича!
— От судьбы не уйдешь, я сам не ожидал, что такое случится, — Фок усмехнулся, закурил папиросу.
— Знал и не предупредил?!
— А зачем — история имеет чудовищную инерцию. Одно событие можно предупредить, другое локализовать, а третье неизбежно произойдет. А ты что жалеешь о нем?
— Толку с него, с августейшего «бугра», — усмехнулся Алексеев, обыгрывая слово, которым французы именовали гомосексуалистов. Нездоровые пристрастия великого князя, московского генерал-губернатора, вызывали в Первопрестольной нехорошие пересуды — «ведь раньше Москва стояла на семи холмах, а сейчас на семи «буграх», что засели в Кремле» — тем самым намекая на фаворитов Сергея Александровича.
— Зато его убийство резко ослабит позиции «Александровичей», учитывая, что Михаил уже не цесаревич, а младенец Алексей править никогда не сможет — да и никто из семьи Аликс и близко к престолу не допустит, включая Марию Федоровну.
— Тогда наша ставка «Сандро», раз Михаил не хочет править?!
— Похоже на то — три клана за него, понятно, что не забесплатно, а как ты говоришь, за «вкусные плюшки». Но дело в ином — они сообразили, что нужен сильный правитель, иначе революция может стать явью. И на востоке таким станешь ты!
— С какого бодуна, мне Маньчжурию обустраивать нужно!
— Заодно и за Дальний Восток примешься — тут все взаимосвязано! Да и имя твое в войсках популярно. А я за флот возьмусь — никакого мятежа на «Потемкине» не будет, как и на других кораблях. Я наведу жесткий порядок, и без всяких фокусов обойдусь.
Генерал-адмирал сжал крепкий кулак, и стало ясно, что никакого революционного брожения на флоте не будет — победители не страдают желанием найти виновных в неудачах, а потому антигосударственная пропаганда не приносит для нигилистов желанного успеха.
— Стране реформы нужны, продуманные и эффективные. С ними поспешить надобно
