мы не доберемся до источника.
И это было правдой.
— Слово, — спокойно повернулась я. — Слово дай, жизнью своей поклянись, что, если я провожу тебя, ты заберешь свое заклятье.
Розалия хмыкнула.
— Клянусь, — сказала она. — Силой, именем и душой, что, если ты проводишь меня к источнику, я заберу заклятье… хотя вот симпатии к их роду никогда не испытывала. И вообще к нелюдям. Здесь их слишком много. Что стала? Веди.
И мы пошли.
Луг пах летом и грядущей ночью, до которой осталась всего неделя, чуть больше, но сила в травах звенела. И они, напоенные этой силой, тянули лунный свет, вплетали его в хрупкие узоры цветов да кореньев.
— Я ведь по-доброму просила… умоляла… на коленях стояла… внучка её бесхребетного терпела… и терпела бы дальше. Даже больше. Я бы его в люди вывела. Научила. Помогла бы. Поддержала… и всего-то надо было, к источнику провести. Но нет. Отказала. Даже объяснять не стала, почему!
Это, кажется, больше всего обижало Розалию.
— А эта дура беременеть взялась. Спрашивается, чего ей не жилось-то?
Про кого она? Хотя… про Машку, про кого еще. И мне опять становится жалко девчонку. Я ей еще и завидовала. Мол, семья есть. А какая тут семья?
Надо будет встретиться с Игнатьевым.
И Ульяна…
Ульяна вечером заглянуть должна, я обещала, а вместо этого вот… хорошо будет, если мы живыми останемся. Что-то чувствую, у Розалии большие планы.
— И главное, тишком, тишком… дождалась, когда мне уехать надо будет… и без обряда. А разве можно так?
Что за обряд?
И начинаю думать, что не совсем эта Машка и дура.
Луг закончился.
И Розалия встала.
— За руку её возьми, — подсказала Свята, морщась. Сказала тихо. Едва-едва слышно. И сама меня за руку взяла. Пальцы у нее просто-напросто ледяные. И у Розалии не лучше. Только Святины даже холодные живыми чуются, а эти…
Как куклу держу.
Идем.
Дальше.
По мхам. По ковру из мертвых дубовых листьев. Свет луны проникает сквозь листву, растекается по стволам деревьев, пробуждая к жизни скрытую в них силу. И сам лес наполняется сиянием. Оно зеленоватое, но не мертвое, как бывает, наоборот… оно полно тайной сокрытой от глаз моих жизни.
Скоро.
Я уже чувствую близость дуба и источника.
И не только я.
— Мы почти пришли, — сказала я, останавливаясь. — Забери заклятье.
— Нет, — Розалия выдержала взгляд. — Знаю я вас, ведьм… заморочишь.
— Клятву принесу.
— Не верю! — её лицо исказилось. — Все вы… врете! Врете вы! Всегда врете! Я ведь тоже…
Она вдруг разом утратила красоту. Черты лица её поплыли, нос сделался больше, а губы тоньше. Сам рот раскрылся черным провалом. И я вдруг поняла.
Я читала о таком.
Читала.
В старой-старой книге, когда готовила реферат… не себе, это заказ Гришка принес. И он же — книги, по которым реферат надо было писать. Причем книги были явно не из университетской библиотеки. Без штампов. Без подписей.
Без… авторов.
Черные обложки. Зачарованное серебро на них, словно тот, кто создал, боялся, что эти опасные знания возьмут да и выберутся. И не зря боялся. С зачарованными книгами и не такое случается.
Но…
— Заклятая, — сказала я с чувством глубокого удовлетворения. — Ты — заклятая душа. Заменная. Подменная.
Розалия хихикнула.
И язык показала.
— От Розалии осталось хоть что-то? Хотя… наверняка. Иначе бы почуяли. А так ты её выпускала, сама же пряталась… потому и не увидел никто и ничего. И не понял. Сама Розалия ни силы не имела, ни… а ты пряталась. Все время.
— И не увидят, — с уверенностью произнесла Розалия. — Время, девонька. Время выходит… не наше — её вот.
И на Святу указала.
Ладно.
Здесь её взяла, но… зачем заклятой душе источник? Или… так, вспоминай, Янка, что там было. Это не совсем по теме. Тема того реферата общей была, о ритуалах темной эпохи или что-то вроде, главное, книги я прочла просто потому… потому что это было интересно.
И обидно.
У кого-то есть такое сокровище, а он, вместо того, чтобы пользоваться, просто вот так, бросает.
Не то.
Идем.
И листья шелестят, что под ногами, что над головой. Протяжно скрипит ствол, и кажется, что дуб, очнувшись от многовекового сна того и гляди потянет корни из земли, выберется, чтобы…
— Вот, — сказала я. — Привела. Там… источник.
Розалия…
У нее наверняка другое имя. У души.
…и ежели дева, даром обделенная, желает обресть его, то надобно ей…
Кто провел обряд?
Розалия?
Кто-то… иной?
Розалия сделала шаг.
И я заступила дорогу.
— Заклятье, — жестко сказала я. — Ты обещала…
— Обещанного три года ждут! — она толкнула меня в грудь, и удар был такой силы, что я не удержалась на ногах, полетела, запнулась о корень и рухнула в мягкий ковер из листьев.
…клялась.
Именем.
Только у заклятой души нет имени.
…отыскать черен камень, окроплен кровью, овеян смертию. Узнать таковой можно по приметам особым, как то…
Воздух из груди выбило.
И больно стало там, внутри. Но нет, я… я не позволю вот так. Я встать должна…
…привести к камню тому деву-юницу, крови первые уронившую, аки дар тому, кто врата хранит.
Встать.
Руки елозят по листьям. И сесть тяжело, и надо, надо… в груди огнем горит. Но я сумею. Я…
…а следом — дитя некрещеное залогом души…
— Ты… — из груди вырывается кашель, и что-то мокрое по губам течет, но я вытираю. — Ты… что ты хочешь⁈
Розалия на коленях. Она дергается, скребет руками, елозит ногами, только глубже проваливаясь в листву. И я не сразу понимаю, в чем дело.
Она… ползет?
Ползет!
И не двигается с места. Она… тянет руки, и казалось бы вот оно, озерцо черной воды, до которой дотянуться можно, да никак. Пальцы почти касаются берега, и…
— Отдай! — её голос-вой разносится над поляной. — Пусти… отдай… оно ведь не твое! Оно тебе не нужно! Оно только травит, травит…
Руки Розалии вздрагивают и сама она падает в темные листья. Скребет по ним руками, проваливается, и кое-как встает на ноги.
— Хорошо! Я сниму! Снимаю!
Она запрокидывает голову и хриплые слова карканьем вырываются из глотки.
…и ежели исполнить все образом должным, сказавши слово тайное, а каковое, того не след помнить бумаге, равно и людям, явится на зов твой хозяин места заповедного. И поклонись ему тогда третьей душой.
А следом падает Свята.
Навзничь.
Широко распахнув руки, и рыжие волосы её ложатся огненной короной вокруг головы.
-…снимаю! — Розалия взмахивает руками и поворачивается ко мне.
Страшна она.
Третьей душой.
Третьей.
— У тебя не было третьей души, верно? — я смотрю в безумные эти глаза, выискивая в них ту, что пробудила к жизни тварь. — Или оказалась она не той, что нужно? Вот ты и… что? Предложила собственную? Кредит с отсрочкой платежа? На сколько?
— Ты…
— Семью семь лет?
— От… откуда…
— И он принял. Или она? Не важно. Главное, что договор был заключен. Чего ради? Силы?
Она стоит, покачиваясь. И не смея двинуться. А я… я подхожу к Святе. Хоть бы жива была, хоть бы…
— Вырваться… она хотела вырваться, глупая девчонка… красивая, но бедная… её присмотрел один там… из местных. Там, на границе, все иначе. Если глянулась кому, то купят… и её хотели… старик, но с деньгами. И родители рады. Богатый выкуп. Да… а она не хотела к старику.
Настолько не хотела, что принесла как минимум двоих в жертву?
И свою душу следом.
— Кого она тебе отдала?
— Сестер… у нее много… удобно, когда много. Я помогла… я научила… всему научила.
Оскал.
И воспользовалась слабостью, чтобы пробраться в тело. Наверняка Розалия сама не знала, что происходит. Сперва так точно.
— Замуж вот выдала… старик? Никто и не удивился, что помер. Сердце… у стариков слабое сердце. Только все одно… решили выжить бедненькую. Пришлось бежать. Благо, всегда найдется тот, кто поможет, защитит красавицу… сперва один, потом другой.
Она облизнулась.
— Как Афанасьев не понял, что ты есть такое?
— Ведьмак? — та, что притворялась Розалией, осторожно распрямилась. И головой тряхнула, и потянулась медленно так, словно нехотя. А потом сделала шаг ко мне. — Он глупый был… влюбленный… все влюбленные слепы. А вот бабка его — другое дело. Розочка ей не понравилась. Крепко. А я её почуяла. Пришлось спрятаться. Хорошо-хорошо. Глубоко-глубоко.
— Вот и сидела бы. Чего вылезла?
— Да не я… Розка, дуреха, наворотила… бросила вон ведьмака, вышла замуж за этого,
