Ознакомительная версия.
Постепенно острота разлуки с отцом, угнетавшая Леру в первые дни после папиного ареста, стала притупляться. Все реже в разговорах с мамой мальчик вспоминал об отце и все реже приставал к ней с вопросом: когда «там» разберутся? Прошло почти четыре месяца со дня ареста Николая Ивановича. Приближались новогодние праздники. В фойе школы установили елку. Елочные украшения делали сами ученики. Лериному классу было поручено раскрашивать звезды, которые вырезали из бумаги ученики второго класса. В субботу на последнем уроке их разбили на группы по пять человек и на каждую группу выдали одну кисть и банку краски. Каждый ученик должен был покрасить одну звезду. Лера с нетерпением ожидал своей очереди, когда краем глаза заметил как дверь в классную комнату приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова секретарши директора школы. Секретарша знаками подозвала к себе учительницу. Женщины о чем-то пошептались, после чего учительница направилась к столу, за которым сидел Лера.
– Лопухин, – строго обратилась к Лере учительница, – тебя вызывают к директору. Собери свои вещи и ступай вместе с Людмилой Григорьевной.
Никого из ребят Лериного класса к директору школы еще не вызывали. Поэтому, пока Лера собирал портфель и стягивал с вешалки свою шубейку, одноклассники в почтительном молчании отслеживали каждое его движение. Почувствовав на себе всеобщее внимание, Лера лихо нахлобучил шапку на затылок, перекинул портфель через плечо и, с плохо скрываемой гордой улыбкой, направился к выходу. Однако, когда мальчик оказался в темном школьном коридоре рядом с малознакомой секретаршей, настроение его быстро испортилось. В кабинет директора он входил медленным шагом, насупя брови и оттопыря нижнюю губу. Секретарша слегка подтолкнула Леру в спину и закрыла за ним дверь. Мальчик сделал шаг вперед и остановился, озираясь по сторонам.
Директорский кабинет оказался просторным и светлым. Вдоль стен, словно стража, выстроились ряды стульев. Они охраняли огромных размеров дубовый стол, покоившийся на толстых, кривых ножках у дальней стены комнаты. Над столом возвышалась массивная фигура школьного руководителя, мужчины лет пятидесяти с мясистыми щеками и маленькими серыми глазками. С правого торца стола сидела завуч Виолетта Сергеевна, а с левого – незнакомая молодая женщина в форменной шинели.
Сидящие за столом о чем-то оживленно беседовали. Однако с появлением Леры разговор прервался, и все повернули головы в его сторону. На несколько секунд в комнате воцарилось молчание.
– Подойди ближе, Лопухин, – первым заговорил директор школы.
Лера сделал несколько робких шагов вперед.
– Еще ближе, – не то попросил, не то приказал директор, – не бойся, мы тебя не укусим.
Лера засеменил вперед и остановился в двух метрах от стола.
– Вот что… Лопухин, – растягивая слова, промычал директор, – твоя мать… она оказалась…
– Погодите, Степан Петрович, – перебила директора завуч, – зачем вы так? Валерий, – Виолетта Сергеевна наклонилась к Лере, – ты, вероятно, слышал по радио или от взрослых, что наши партия и правительство поставили задачу скорейшего освоения Севера?
Лера в ответ кивнул головой.
– Сейчас за полярный круг, – продолжала завуч, – посылается большое количество исследовательских экспедиций. В одну из таких экспедиций была прикомандирована твоя мама. Теплоход отправляется из Мурманска через два дня. У мамы совсем не было времени на сборы. Она даже не успела попрощаться с тобой. Но она попросила Клавдию Михайловну, – завуч указала рукой на женщину в форменной шинели, – позаботиться о тебе. Клавдия Михайловна отвезет тебя в интернат. Ты поживешь там, пока твоя мама находится в командировке. Ты все понял?
Лера, молча, переводил растерянный взгляд с завуча на женщину в шинели и обратно.
– Ты все понял? – повторила вопрос Виолетта Сергеевна.
– Можно я у себя дома останусь? – чуть слышно проговорил Лера, – я все сам могу делать. Я даже картошку чистить умею.
Виолетта Сергеевна судорожно перевела дыхание.
– Нет, Валерий. Ты еще слишком мал для самостоятельной жизни. В интернате тебе будет лучше. Там много детей. Ты будешь сыт и…
– Я не хочу в приют! – отчаянный крик прервал речь завуча, – не хочу! Я к маме хочу!
Из глаз мальчика брызнули слезы, и не в силах больше сдерживаться он разрыдался в голос. Его никто не успокаивал. Сидящие за столом низко склонили головы, стараясь не смотреть друг на друга.
Постепенно плач начал стихать. Лере стало стыдно за свою минутную слабость. Он вспомнил слова отца, который не раз повторял ему, что плач на людях – тягчайший позор для мужчины. Мальчик поставил портфель на пол и двумя руками принялся вытирать лицо изнаночной стороной шапки.
Женщина в форменной шинели, которую завуч представила как Клавдию Михайловну, медленно поднялась с места и подошла к Лере.
– Вот и хорошо. Вот и ладно, – она положила руку на плечо мальчика, – ты не переживай. Мама твоя обязательно вернется.
– А папа? – вскинул голову Лера, – папа тоже вернется?
– И папа вернется, – улыбнулась Клавдия Михайловна уголками рта. Она наклонилась и подхватила с пола Лерин портфель.
– Ну, что? Пойдем?
– Пойдем, – тяжело вздохнул мальчик.
Они сели в трамвай и заняли скамью в самом конце вагона. Клавдия Михайловна открыла сумку и извлекла на свет завернутый в газетную бумагу бутерброд с вареной колбасой. Она разломила его на две равные части и одну половину отдала Лере.
– Небось, проголодался, – ласково произнесла она, глядя, с какой жадностью мальчик впивается зубами в колбасный кусок.
Покончив с едой, Клавдия Михайловна вновь полезла в свою сумку и достала оттуда блокнот в кожаном переплете и карандаш.
– У тебя бабушки, дедушки есть? – наклонилась она к самому Лериному уху.
Мальчик растерянно заморгал глазами. Родители отца, Лера знал это точно, умерли один за другим вскоре после революции и были похоронены в семейном склепе на Волковом кладбище. А вот с родителями мамы дело обстояло сложнее. С раннего детства Лере внушали мысль, что они мертвы. Но примерно год назад, когда у них гостила мамина младшая сестра тетя Зоя, Лера случайно подслушал разговор двух сестер. Из этого разговора выяснилось, что мамины отец и мать пребывают в полном здравии и живут где-то во Франции. Спустя несколько дней Лера попытался прояснить этот вопрос у матери, однако тут же пожалел об этом. У мамы сделались страшные глаза, руки задрожали и она, срывающимся от волнения голосом, стала кричать, что ее родители умерли от тифа в девятнадцатом году и похоронены под Новочеркасском. Тогда Лера сделал для себя вывод, что обманывают не только дети.
Ознакомительная версия.
