Точно, вспомнил я, сабля в Сибири – не оружие. Это как золотая цепь у правильных пацанов, показатель статуса.
– Идем мы в Илим-острог. Вот уже почитай осьмую седмицу идем. Скоро и до места доберемся.
– Понял я, дядька, – кивнул я. Почему-то мне показалось, что обращение «дядька» здесь будет уместным. Похоже, угадал. Или, по крайней мере, не сильно спалился.
– А и ладно. Как топор держать да из пищали стрелять не забыл?
– Помню. – Я подумал, а ведь и, правда, помню! – Людей не помню.
– Вспомнишь, – промолвил один из соседей. – Я – Тимофей. Это – Игнат, Трофим, Матвей, Пахом и Кузя. Мы – Енисейские. А вы с Макаром и Алехой аж от Тобольска идете. Вспомнил?
Я покачал головой.
– Крепко, видать, тебя хозяин помял, – опять заговорил старшой. – Слыхал я, что и хуже бывает. В Томском остроге, когда киргизы напали, одного так приложило, что потом совсем убогий стал. Только пузыри пускал да лыбился. Так убогим и помер. Тебе, считай, повезло. Ладно, будет лясы точить. Медведь твой уже и сварился, и запекся. Давайте трапезничать и спать. Завтра надо до Илима дойти.
Ага. И «мой» медведь в дело пошел.
Народ стал доставать из-за голенищ сапогов ложки и ножи. Интересно, а у меня как? Осторожно полез за голенище. Тут они, мои хорошие. С голоду уже не помру. Хлебанул варево. Пресновато. Картошки бы туда. Травы какие-то незнакомые… Но есть можно. Тем более, что желудок уже намекал, что неплохо бы его наполнить. Ели все из общего котла. Зато запеченную медвежатину десятник выдал каждому по изрядному куску. Запеченное мясо – это вещь. Хлеба не хватает. Ну и ладно. А время хорошее. Наверное, начало мая. Комаров с мошкой еще нет, а снега уже нет. Поел, и жизнь стала стремительно налаживаться. Сейчас бы какую-нибудь историю местную послушать.
Вопреки моим ожиданиям, баек травить не стали. Быстро опустошили котел, скинув его мытье на баб, а сами стали расползаться на ночевку. Впрочем, не все. Двоих десятник оставил сторожить. Видимо, союзникам доверяли не особенно. Мне казалось, что я едва успел заснуть, как меня принялись тормошить. С трудом продрав глаза, я уставился на парня – кажется, Тимофея, которого старшой оставил сторожем. Было еще совсем темно.
– Давай посторожи. Потом под утро Макара разбудишь. Так десятник сказал.
– Окей, – кивнул я. И захлопнул рот, поскольку осознал, что ляпнул, не подумав.
– Что?
– Встаю, говорю.
– Ну, давай. А я спать пойду, – засмеялся он.
Надо так надо. Как говорится, назвался груздем – продолжай лечение. Я огляделся. В телеге нашел топор и ручную пищаль. В смысле ружье времен царя Гороха. А где у нас порох водится? Ага. Вот мешочек. И пули рядом уже вылитые. Здесь тебе не обойма. Каждый льет пули себе. Архаика, блин. Хорошо еще, что я эту архаику более или менее представляю.
Я уселся у костра рядом с напарником – Трофимом, кажется. Трофим был невысоким парнем с простым, немного курносым лицом и сивыми волосами, выдававшими в нем уроженца Русского Севера (в XVII веке поморы и были основными новоселами в Сибири). Рядом с ним лежали лук, колчан со стрелами и такой же, как у меня топор на изрядном топорище.
– Вечер добрый, – привычно поприветствовал его.
– Чего уж доброго? Спать охота, – проворчал он. Потом оторвался от костра и посмотрел на меня.
– А ты чего ружье-то взял? Сломалось оно у тебя, не стреляет. Потому и полез ты ножом на медведя, что оружье твое стрелять не хочет. Вот доберемся до места, может, там кузнец добрый найдется. Тогда и починит.
Да, весело. Я посмотрел на ружье. Ничего особого. Заряжается с дула. До казнозарядных ружей еще пилить и пилить. Хотя… Интересно. Замок был не фитильный, каким пользовались стрельцы того времени, а самый настоящий колесцовый. Это – штука капризная. Сейчас посмотрю.
Я оглянулся. У телег спали мои попутчики. Чуть дальше примостились союзники, которых местные звали мирными татарами. Трофим уставился в костер, думая о чем-то своем. Вроде бы тихо. Посмотрел замок. Да он просто грязный. Тут вот какое дело: твердый кремень, который высекал искру, постепенно стирал и сам механизм, быстро ломал его. Потому пользоваться старались мягким. Но он, зараза, сам ломался, забивал колесико, и оно переставало вращаться. Я быстро разобрал механизм, благо пальцы у меня теперь были такие, что хоть подковы гни. Продул. Прочистил, как смог. Вставил новый кремень. Собрал. Проверил: искра была нормальной. Хорошо бы проверить выстрелом. Только пороха жалко (в Сибири он дефицит, насколько я помню). Да шут с ним. Проверю хоть, помню ли, как заряжать. А если порох отсыреет, скажу, что послышалось, что кто-то идет. Засыпал порох, закатил свинцовую горошину, пыжом заткнул, насыпал порох на полку.
– Ты чего делаешь-то? – вдруг спросил Трофим, оглянувшись от костра.
– Да вот, оружье свое починял.
– А ты умеешь?
– Да тут поломка была простая.
– Ну ты кузнец! Не умел вроде бы раньше.
– Шут его знает. Само как-то вышло. Как нашептывал кто-то.
– Должно, с правильной стороны ты ударился. Иль, может, ты колдуном стал, брат?
Трофим засмеялся. Вдруг резко оборвал смех. Схватил лук, вскочил и принялся оглядываться.
– Ты что? – спросил я.
– Хрустнуло что-то, – почти шепотом проговорил он.
– Может, зверь какой?
– Нет. Не похоже. Будто человек оступился.
Я тоже принялся смотреть от костра. Но только зря таращил глаза. Все же горожанин XXI века очень многого просто не умеет видеть. А может быть, Трофиму просто показалось?..
Не показалось. Рядом взвизгнуло, и в Трофима впилась стрела. На еще миг назад пустую поляну вывалила толпа каких-то дикарей с деревянными палками, типа пиками, луками. Было их много. При этом шума от них почти не было. Блин, перережут сонными! Я схватил пищаль и сразу разрядил ее в быстро бежавшего к моим соратникам мужика в стеганом халате с броневыми накладками и с какой-то железякой. Здесь полагалось бы долго плакать и бить себя в грудь на тему гуманизма и всеобщего братства. Типа, так я терзался стрелять или нет, что просто кушать не мог. Только ничего этого не было. Оттерзался я еще в прошлой жизни. Они враги, потому или ты сдохнешь, или они. Мне почему-то больше нравится вариант, когда я остаюсь жив.
Мужика и того, кто бежал за ним, смело. Расстояние было меньше двух десятков шагов. Даже из такой орясины не промажешь. Громыхнуло тоже изрядно. Мои товарищи повскакивали, принялись искать оружие. Но враги были уже совсем рядом. Я схватил топор и кинулся на них. Зачем? Это я потом подумаю. Вся тонкая оболочка «цивилизованного человека» куда-то делась. Остался зверь, который боролся за свою жизнь. В тот момент в голове не было ни одной мысли, только злоба и азарт. Резко рубанул по ближайшему врагу. Тот сложился. Следующий попытался достать меня своей пикой. Я быстро уклонился и аккуратно, на автомате, вставил ему хук слева. Прошло чисто. Не помер, но из игры выведен. Оппаньки, меня кто-то решил рубануть саблей или еще чем-то неприятным. Это совсем неправильно. С топором я не спец биться, но прикрылся топорищем. Не уверен, что это хрестоматийный вариант, но, к счастью, получилось. Ногой пнул противника в голень. Тем временем подоспели казаки и союзники. Дело пошло веселее. Очень скоро на поляне врагов и не осталось. Остановился, чувствуя приближение отката. Сзади меня кто-то тронул за плечо. Я резко обернулся. За спиной стоял десятник.
– Ну, Онуфрий, доброе дело. Без тебя нас бы всех и порезали.
Не зная, как отвечать, неопределенно пожал плечами: дескать, рад стараться на благо и во имя.
– Одно не пойму: у тебя же ружье сломано было!
– Так я его починил.
– Сам?
– Сам.
– Ишь ты, умелец! То-то Трофим, как его Пелагея перевязывала, все шептал: «Кузнец, кузнец». Так это он про тебя! Знаешь ремесло?
– Не очень. Немного знаю.
– Что ж раньше-то не сказал? И дружки твои не говорили.
– Так оно как-то само получилось, дядька. Не знаю я, откуда. Раньше и не было.
