в крейт…
— Крейт? — сделал я удивлённое лицо, — а, вспомнил, в книжечке рисунок был.
— Да, суёшь в крейт… на любое свободное место… вставляешь свою плату в него и измеряешь параметры… вот тестер, вот осциллограф, — и он показал на эти приборы. — Осциллограф заодно отладишь, у него вентилятор ревёт, как реактивный двигатель.
— Понял, — козырнул я, — а инструменты?
— В ящике твоего стола что-то лежит, а если не хватит, обращайся… — буркнул Коля и отвернулся.
И я вытащил из стола отвёртку с пассатижами и начал заниматься тестированием под «Кривую и Нелёгкую» Владимира Семёновича… а тут и девочка Оленька подтянулась, всё в тех же жутких кружавчиках. Я с ней поздоровался, но форсировать отношения не стал — пусть сама хоть немного вперёд продвинется.
А Высоцкий тем временем на кассете закончился и пошёл отечественный полу— и полностью подпольный рок. «Я средний человек, я результат научных обобщений», запела некая рок-группа. «И коротаю свой недолгий век я в рамках социальных отношений», продолжил Александр Монин из приснопамятной рок-группы Круиз, если мне совсем не изменяет память.
— Нравится? — спросил я у Оли, когда встал размять ноги.
— Необычно, — немного подумав, ответила она, — на нашей эстраде такие тексты очень редко бывают.
— Скорее совсем не встречаются, — добавил я, вспомнив историю Круиза. — Хотя, если вдуматься, то средний-то человек это идеальный тип для нашей системы… те, кто выламываются из схемы, долго не живут.
— Ты на что намекаешь? — спросила она, сдвинув брови.
— Да ни на что я не намекаю, Ольга Михайловна, — улыбнулся я, — а открытым текстом говорю, что усреднённый индивидуум это идеал в нынешних условиях. Не поможешь, кстати, мне с заданием? — перепрыгнул я в сторону.
— С каким заданием? — клюнула Оля.
— Да вот, Коля выдал распоряжение протестировать эту схему, а деталей не сообщил… — и я показал ей напаянную мною хрень, подключенную к крейту КАМАК.
— Тут надо бы ещё компьютер подсоединить, — сообщила мне она, мельком глянув на диспозицию, — без него ничего тут не проверишь.
— Очень интересно, — задумался я, — и где я его возьму, этот компьютер?
— Да оглянись, Петя, — рассмеялась она, — у тебя в радиусе трёх метров их штук пять лежит.
Я оглянулся и увидел залежи трудноидентифицирумого железа.
— Вот это что ли? — поднял я кусок железа с торчащими проводами?
— Да хотя бы и это — называется Электроника-60… втыкай вон тот разъем из него в крейт-контроллер…
— Ээээ, — остановил её я, — куда?
— 24 и 25 станция у крейта КАМАК это крейт-контроллер, — пояснила она, как тупому, мне. — Вон шлейф, вот разъёмы, дальше объяснять надо?
Я немного обиделся и воткнул то, что мне было сказано, без слов.
— А дальше что?
— Дальше подсоединяй дисплей, вот сюда, — и она показала куда, — включай машинку и это… программульку надо бы маленькую, в ассемблере, — пояснила она.
— Ээээ, — вторично встал в тупик я, — в чём?
— Блин, чему вас там в политехе-то учат? — спросила она, — ассемблер это язык низкого уровня, для PDP свой, для IBM немного другой.
— Ясно, — скорбно сдвинул брови я, — а не поможешь мне эту программульку задвинуть? А то я после политеха с трудом воспринимаю такие сложные слова.
Оленька пожала плечами и быстренько накатала мне эту программу, справившись предварительно, в какой порт я воткнул свою схему и что там с системой команд. А далее она отодвинулась на своё место, тоже не желая, видимо, форсировать отношения, а я сел с осциллографом замерять работу микросхем. Но долго мне просидеть не пришлось — через полчаса буквально на наши антресоли поднялся некто в сиреневом свитере и трубным голосом провозгласил:
— Ну кто тут у вас за наборами едет? Машина пришла.
Через полминуты оживлённых переговоров выяснилось, что сегодня день, когда ИППановцам выдают продуктовые наборы за август, и ехать за ними очередь нашего отдела.
— Камак пусть и едет, — сразу же сориентировался Коля, — он самый молодой, ему и дорога в гастроном.
Гастроном
— Двоих надо, — уточнил сиреневый свитер.
— Тогда пусть Аскольд ещё с ним, — добавил начальник Бессмертнов, — всё равно у него особой работы нет.
Из глубин антресоли выдвинулся этот самый Аскольд, чуть старше меня, кудрявый и с очень нехорошим взглядом.
— Я не против, — сказал он, — пошли что ли, Камак, — видимо он уже был в курсе присвоенной мне кликухи.
— Пошли, — согласился я, на второй день работы спорить с начальством себе дороже. — А сколько эти наборы весят-то?
— Кило на брата, всего в ИПП около тысячи сотрудников, итого тонна, — пояснил сиреневый.
— Аскольд, — протянул мне руку новоявленный напарник.
— Камак, — ответил я, но тут же поправился, — то есть Петя. Ты тут давно работаешь?
— Второй год, — ответил он мне. — Скоро дембель.
Я непонимающе посмотрел на него, тогда он пояснил:
— Шутка. Тут все шутят. Пошли, машина ждать не будет.
Нам выделили для перевозки наборов видавший виды ГАЗ-53 с бортовым кузовом. Мы поздоровались с водилой, Аскольд для порядка спросил, куда поедем (оказалось, что на площадь Свободы). А далее мы запрыгнули в кузов и затряслись по булыжной мостовой — вот прикиньте, в этом Нижнереченске и такие улицы остались.
— Вылезай, — сказал водитель, притормозив у заднего крыльца магазина, как я успел заметить, назывался он «Гастроном №3 Нижнереченского горпищеторга».
Мы и выпрыгнули на землю размять затёкшие в дороге ноги и успокоить сотрясенные на брусчатке мозги.
— Из ИППАНа? — строго спросила нас продавщица в белом халате?
— Из него, — ответил Аскольд.
— Документы привезли?
— А как же, — и он протянул ей два листочка со списком и с сиротливой печатью в углу.
Продавщица ознакомилась с ними и махнула нам рукой, следуйте, мол, за мной. Мы и проследовали в подсобку, где с одного края высились до потолка батоны варёной колбасы, а с другого была сборная солянка из другого дефицита.
— Берёте колбасу, складываете в эти мешки и таскаете в кузов, — строго сказала она нам обоим, — в мешок по 10 батонов, всего 55 мешков. Лишнего не класть,
