В доме наше присутствие заметили не сразу. Точнее заметили, но сквозь дверь уже проскочили три бойца, которые сразу же взялись за дело. Пьяный смех еще не успел оборваться, когда один из забежавших в дом бойцов подскочил к сидящему ближе к двери полицаю и воткнул ему сбоку в горло нож. Второй полицай непонимающе смотрел на все это — в пропитанных алкоголем мозгах картинку реальности складывалась слишком медленно. Он только начал приподниматься со скамьи, когда ему в лоб прилетел приклад. Мгновенно потеряв сознание, полицай кубарем отлетел в угол, где его и прикончили вторым прикладом. Последний полицай был мертвецки пьян — он громко храпел, положив голову на стол и даже ухом не повел при нашем появлении. Поэтому и умер тихо, во сне.
Группа выполнила свое задание на отлично. Не было произведено ни единого выстрела. Даже шума, если не считать топот ног по полу, стук приклада о череп полицая и шорох падающих тел, не было. Когда все было закончено, в дом вошел лейтенант. Обведя взглядом трупы, он посмотрел на часы и, чертыхнувшись, приказал обыскать мертвецов. Нашими трофеями стали пять комплектов гражданской одежды, немного попорченной ножами и пятнами крови, но мы надеялись, что в ночной темноте немцы не сразу это заметят, четыре карабина и винтовка Мосина, наган, пять белых нарукавных повязок, пять аусвайсов и большая, опорожненная на треть бутыль самогона. Еще на столе присутствовала закуска — солидный кусок сала, хлеб, несколько луковиц и десяток картофелин в миске.
Лейтенант выбрал пять человек, подходивших по комплекции к трофейной одежде, и приказал им переодеться. Перед этим два бойца были посланы запрячь лошадей. Через пару минут все было готово. Мы нагрузили телегу взрывчаткой, прикрыв ее парой мешков. Бойцы, преобразившиеся в полицаев, выстроились перед телегой.
— Играем натурально. — давал последние инструкции лейтенант. — Что б ни одна собака не поняла, что вы не полицаи. Огонь первыми не открывать ни в коем случае. Понятно? Если кто-то выстрелит и завалит дело — пристрелю лично!
Бойцы кивнули. Один повернулся к телеге и, взяв бутыль с самогоном, вылил немного себе на грудь.
— Для запаха. — пояснил он, передавая бутыль соседу. — будем изображать пьяных.
Мы лежали на опушке леса. Метрах в двадцати слева от нас из леса выходила дорога, еще через пару сотен метров подходившая к мосту. Близко к вражескому посту мы подходить не осмелились — луна ярко освещала лежащий перед нами луг и обеспечивала немцем отличный обзор до самого леса. Лейтенант нервно поглядывал то на часы, то на мост, то на дорогу. Видимо сейчас он думал о судьбе группы, которая должна убрать пост с другой стороны моста. Получилось ли у них выйти на позицию вовремя? Выстрелов мы не слышали, значит все должно было пройти гладко. Но получится ли тихо снять охрану?
В без пяти минут час с дороги послышался скрип колес и пьяное пение. Началось. Из леса медленно выкатилась запряженная двумя лошадьми телега, в которой вовсю горланили песни и ржали пять мужиков. В небо взлетела ракета, освещая всю эту картину белым светом — кто-то на посту видимо еще помнил службу. Послышалась гортанная немецкая речь, но телега продолжала медленно катится к пулеметному гнезду.
— Гааспадин официр! — заплитающимся языком прокричал кто-то из телеги. — Добраай ночки, гаааспадин официр!
Ракета погасла, вернув ночную тьму, еще больше сгустившуюся после яркого света. Со стороны моста я расслышал слова 'швайне' и 'думкопф', которыми немцы выражали свое отношение к происходящему. Но ракет больше не было, как и не прозвучало 'хальт'. Из всего этого я сделал вывод, что трюк удался. Телега преодолела половину пути до немецкого поста. Дверь караулки открылась и появился еще один немец, видимо разбуженный светом ракеты и криками.
— Самогончику не желаете, господин официр? — прозвучал другой голос. — Шнапс! Самогончик! Гуд!
Телега подъехала вплотную к мешкам, из-за которых торчал ствол пулемета, и остановилась. Кто-то вывалился на землю, растянувшись во весь рост. Со стороны поста раздался взрыв смеха, причем смеялись и немцы и 'полицаи'.
— Хорошо играют, черти! — прошептал лежащий рядом Коля.
— Шнапс! — один из темных силуэтов, стоящих возле пулеметной точки, протянул блеснувшую в лунном свете бутыль с самогоном.
В то же время остальные 'полицаи' незаметно занимали наиболее удобные позиции. Вышедший из караулки немец подошел к остальным. Послышалась резкая речь, судя по тону — недовольство бардаком. Один из 'полицаев' скользнул ему за спину… Я даже не заметил как все кончилось. Вроде бы вот только стояли все тесной кучкой, и вдруг компания у моста уменьшилась на трех человек, а один из оставшихся замахал руками. Сразу же исчезли еще двое — они побежали на мост караулить часового, который ходил по полотну. Остальные притаились у дверей караулки.
Мы с максимальной скоростью побежали к мосту. Когда вся группа, за исключением поджидающих часового, собралась вместе, один из бойцов осторожно приоткрыл дверь караулки. В свете луны, яркой полосой упавшем через открытую дверь, показались грубые двухъярусные нары, на которых храпели два силуэта. Еще в помещении был стол, на котором стоял телефонный аппарат, табуретка и стоял в углу какой-то ящик.
— Фридрих… — забормотал просыпаясь один из силуэтов, — Вас ист…
Не договорив, немец захрипел сквозь новое, не предусмотренное природой, отверстие, проделанное ножом в его горле. Второй, лежащий на верхнем ярусе, тоже было зашевелился, но ему сразу зажали рот и нанесли несколько ударов красновато блеснувшим клинком.
— Ждем группу с того берега. — скомандовал лейтенант.
Все затаились, вслушиваясь в ночную тишину. С другого берега не доносилось ни звука. Внезапно послышался далекий гудок паровоза.
— Твою мать! — прошипел лейтенант. — быстро посадить немцев так, что б казалось, что они живы!
Четыре тени метнулись к темным бугоркам трупов. Приказ был исполнен мастерски — в темноте ни за что не скажешь, что всматривающийся в даль немец у пулемета, которого привалили к мешкам заграждения, мертв. Рядом сидел еще один — ему даже сунули в руку зажженную сигарету — будто наблюдает за звездами. Мы же всей толпой набились в караулку. Вскоре к нам присоединились еще два бойца, доложивших, что бродячий часовой больше никаких неприятностей нам не доставит.
Стук колес все приближался. Вскоре на другом конце моста ярко вспыхнул фонарь паровоза. Состав замедлил ход перед мостом, но скорость оставалась приличной. Когда он проезжал мимо нас, грохот стоял такой, что, казалось, даже если стрелять из пулемета — все потеряется в стуке колес и шипении пара. Даже караулка мелко дрожала. Поезд промчался мимо, оставив после себя звон в ушах. Стук колес медленно затихал, отступая перед хозяйкой ночи — тишиной.
