плечо и повернулся к цыгану.
— Ну что, Рубин, теперь ты парадом командуешь, — сказал я. — Сможешь провести нас через этот шалман так, чтобы никто не заметил?
— Обижаешь, дядя Саша! — в полумраке сверкнули в широкой улыбке зубы цыгана.
Мы двинулись к лестнице наверх. У самого выхода я оглянулся на Юргена. Тот стоял в середине коридора и провожал нас взглядом. В руке держал пистолет. Надо же, вот ведь лысый Штирлиц, а! Офигеть просто, в голове не укладывается…
Цыган выглянул на улицу и повернулся ко мне.
— Можно, — он покивал и выскользнул наружу. Я следом, придерживая на плече Наташу. Тела толстого Зиги рядом с дверью не было. Уф… Значит, справилась Злата, золотце наше. Когда этого жирного прирезал, подумал мимоходом, как она его в кусты сможет оттащить, тушу такую. Но тела не было. И даже натекшей из его шеи крови незаметно, кто-то заботливо присыпал лужу сухой землей.
Со стороны сараек раздался тихий свист.
— Сюда, — шепот Златы. Мы с цыганом протиснулись через щель между сарайками. Как их не снесли еще, остальной двор уже почти расчистили… — Все получилось?
— Да, — коротко ответил я. — Нам с Рубином надо идти, а ты не могла бы…
И тут я посмотрел на тело толстого Зигмунда. Он полулежал, привалившись к дощатой стене сарайки. На его лбу красовалась перечеркнутая «Z». Голову венчала плетеная из веток пирамидальная «корона». Из приоткрытого рта выглядывал плоский камешек. А на досках над его головой кровью были нарисованы три угловатых знака. Похожих на руны, но явно просто так от балды нарисованы.
— Я подумала, что у вас не будет времени на все это, — сказала Злата. — Вот я и…
— Злата, ты просто чудо! — восхищенно прошептал я.
Хотелось обнять девушку, но с Натахой на плече делать это было неудобно. Так что я просто потрепал ее раненой рукой по плечу.
Автоматная очередь раздалась совсем рядом. Похоже, напротив арки выхода из двора.
— Все, расходимся! — шепотом скомандовал Рубин.
— Злата, береги себя! — сказал я ей напоследок и нырнул вслед за цыганом в заросшую каким-то бурьяном щель.
К счастью, в этот раз тайная цыганская тропа обошлась без пробирания через развалины. Один раз нам понадобилось пересечь довольно широкое открытое пространство — перейти улицу. Потом мы нырнули в подворотню, прошли через закрытый двор, спустились по подвальной лестнице, прошли через короткий темный коридор, поднялись. Вышли в другом дворе. Попетляли через лабиринт тесно настроенных домов, снова просочились через подвал, прокрались в тени кустов вдоль реки…
— Все, дядь Саша, — сказал Рубин, когда мы оказались на опушке леса. — Дальше не пойду, вернусь в Псков, проверю, как там Злата. В той стороне — старая дорога на Заовражино. Если чуть-чуть пройти прямо, то…
— Да, я уже сориентировался, — я кивнул, опустил Наташу на кочку и выпрямил спину. — Спасибо тебе, Рубин.
— Да чего там, дядь Саша, — смутился он. — Все, я помчал обратно!
Цыган пригнулся и припустил к крайнему дому.
— Саша… — тихо проговорила Наташа. — Ты уж прости меня…
— Незачем, — я присел напротив нее и взял ее руку в свои. — Ты делала свою работу, я свою. Оба выжили, и хорошо.
— Они все знали… — одними губами прошептала она. — Они все знали, представляешь? Мое имя, имя командира, задание. Не знали только, в кого я стреляла. Я ничего не сказала, Саша.
— Ты настоящий герой, милая, — сказал я, сжимая ее ладонь. — Как ты себя чувствуешь? Сможешь идти сама? Ноги не ломали? А то боюсь, что до отряда я не смогу тебя донести.
На самом деле, уже было тяжко. Раненое плечо горело огнем, перед глазами плыли темные пятна и цветные круги.
— Нет, — она помотала головой. — Спина только… Горит. Саш, это что же получается? Что кто-то из наших… Кто-то…
Даже в темноте было заметно, как ее лицо побледнело от гнева. Она даже не смогла произнести то, что хотела сказать.
— Да, в твоем отряде предатель, — кивнул я. — И нам с тобой надо. кровь из носа, добраться до вашего укрытия, чтобы командиру эту новость сообщить.
— Тогда чего же мы сидим? — глаза ее сверкнули.
Она оперлась рукой о ствол дерева и тяжело поднялась. Охнула от боли, но тут же справилась с собой и гордо выпрямилась. Серое платье висело на ней мешком. Где Юрген взял вообще этот чехол для бегемота? С другой стороны, такая хламида какую хочешь фигуру замаскирует…
Шли мы медленно и осторожно. И с частыми привалами. Наташа быстро выдыхалась, да и я сейчас тоже был не в той форме, чтобы марш-броски устраивать.
Уже забрезжил рассвет. Наташа совсем обессилила и отключилась. Ее лоб горел огнем. Мне снова пришлось тащить ее на себе.
— Стой, кто идет?! — раздался из кустов приглушенный окрик.
— Свои! — буркнул я, узнав голос дозорного.
Это был тот самый «престарелый» Степан, который при первом моем визите в отряд завязывал мне глаза пахнущим махоркой платком. И снова он на часах. И снова на том же месте.
— Ну что застыл? — бросил я в сторону куста, откуда торчал ствол винтовки. — Помоги! Не видишь? Наташа ранена.
— Это ты что ли, пятнистый? — кусты недоверчиво зашуршали. — Замри, сволочь! Покежь, кто у тебя на руках.
Степану не верилось, что бесформенное существо у меня на плече и есть Наташа.
Я осторожно положил ее на землю. Она застонала и приоткрыла глаза:
— Саша, мы дошли?
— Да, все хорошо… — я погладил ее по горячей щеке. — Вот, Степан уже в меня стволом тычет.
Девушка снова закрыла глаза и отключилась.
— Наташка! — выскочил из кустов Степан, но продолжая держать меня на мушке. — Что с тобой?
— Много вопросов задаешь, Степа, — буркнул я. — Видишь, слаба совсем. Хватай девочку и веди меня в лагерь. Ей нужна срочная помощь. Да, пукалку-то свою убери от меня. Пуганый уже.
— Ты нашего особиста чуть не угробил, — с подозрением процедил партизан. — И убёг. А потом тебя в городе видели, как ты фрицам помогаешь.
— Эх, Степа… У каждого свой фронт. Ты вот в лесу окопался, а я под боком у фашистов дела делаю. Жизнь — штука сложная. Иногда, всё не то, чем кажется.
Часовой нахмурился, почесал лоб, сдвинув шапку на затылок. А потом закинул за спину винтовку и подхватил Наташу на руки. Я уже сам еле шагал. Рана моя открылась, пропитав кровью гимнастерку, вытягивала силы.
* * *
В землянке командира пахло сырым мхом и табачным дымом. Меня снова усадили на чурку напротив стола, за которым восседали Слободской и «хорек» Хайдаров.
— Как Наташа? — спросил я.
— Пока без сознания, — нахмурился Федор Ильич. — Досталось
