выстрелы слышатся куда чаще, чем женский смех, а солнце боится запускать лучи в отсыревшие окна. Крысы в этих местах живут куда лучше, чем люди.
И всё-таки быть лицемером куда приятнее, чем терпеть лицемерие в свою сторону. Сколько бы Лу была готова отдать за то, чтобы быть на месте этих улыбчивых людей в бело-бежевых одеждах, что носятся по дому со странными поручениями. Подумать только, иногда людям приказывают протереть пыль с рамы дорогущей картины, а не обчистить лавку несчастного слеповатого старика.
По ту стороны изгороди всегда грело солнце, всегда зеленела сочная кустарная оградка, а птицы всегда выводили сладкие трели. Та же сторона, откуда она родом, куда ей прямая дорога, обещала лишь сырость, колючую проволоку и крики командующего. Что же, почему бы хотя бы не насладиться моментом пребывания тут?
Один из улыбчивых парней, что встретились ей, предложил гостье пройти в столовую, на что она радостно согласилась. Желудок сводило в предвкушении великолепных аристократических блюд, которыми благоухала кухня.
Намереваясь усесться во главе стола, она разочарованно фыркнула, когда её одернули и посадили за его широкую часть. Усевшись, Лу жадно сорвала с тарелки металлическую крышку, ожидая увидеть там деликатесы и чудеса кулинарии, но все, что её ожидало — это сияющий белый фарфор.
— Господи, в этом доме хотя бы когда-нибудь едят?!
Холодная, морознее, чем прежде, в комнату вошла Бертильда, за которой спешила тележка, что была накрыта непроницаемым балдахином. Волосы дворецкой были завязаны в тугой пучок, лента была небрежно распущена, а на рукавах не сверкали привычные запонки.
Откинув угол ткани, что скрывала содержимое тележки, рыжеволосая виртуозно подхватила краем пальцев маленькое блюдце под такой же миниатюрной крышкой и поставила его на массивную тарелку Лючии.
— Я что, птичка, есть столько? — Лу с недоверием осмотрела зеркальный баранчик.
— Я уверена, что и этого ты не съешь, — почти зловеще протянула Бертильда стянув стальной предмет.
Глазам Фишер предстала та самая говядина, с которой сражалась Сьюзан. Из идеально ровного разреза сочилась тонкая струйка крови, которая перемешивалась с соком вяленых овощей и впитывалась в крупные кристаллы соли, окрашивая их в нежно-розовый. Бронзовый отлив мяса сверкал почти так же, как отставленная в сторону металлическая крышка.
Нервно выдохнув, Фишер схватила ближайшую к себе вилку, и, уткнувшись локтями в белую скатерть, поднесла прибор к мясу. В момент, когда зубчики почти встретились с мягким кусочком, на ладонь блондинки опустился жгучий удар, заставивший дёрнуться и почти вскочить, готовясь к ответной реакции.
— Ты что творишь?! — возмущенно гаркнула она, прожигая дворецкую взглядом.
Проигнорировав возмущение, Берта стянула с тележки балдахин целиком, подхватывая две толстых книги.
— Знакомлю животное с законами цивилизации, — рыжеволосая перехватила книги так, чтобы продемонстрировать девушке выцветшую обложку. Узорный шрифт сообщал, что это книги Оскара Уайльда, явно затёртые в чьих-то руках. — Настоятельно бы рекомендовала к прочтению, если бы ты умела читать. Но, к сожалению, — Берта обошла Фишер со спины. — Сегодня нам эти книги потребуются для другого.
Втиснув фолиант подмышку блондинки, дворецкая с силой дернула её локоть со стола, зажимая тем самым чтиво между её корпусом и предплечьем. Вместо локтя в стол теперь упиралась кисть.
— Ты сумасшедшая?! — возмутилась девушка, пытаясь вернуть руку в привычное положение, но женщина лишь снова обожгла её кожу ударом и отзеркалила движения на другой руке, закрепляя их в верном положении.
— Сервировка, — сухо обозначил она, кивая на стол. — Запоминай, дважды повторять не буду, буду сразу бить. Вилки, от твоей левой руки до тарелки: рыба, стол, закуски. По правую руку от тебя лежит закусочный нож, столовый, нож для рыбы, чайная и столовая ложка. Сверху десертная вилка, которая тебе сегодня не понадобится. Запомнила?
— Чего?.. — блондинка искренне пыталась поспеть за речью дворецкой, хотела что-то уточнить, но та снова не дала ей опомниться и с силой стукнул между лопаток, заставляя выпрямить плечи.
— Осанка. Плечи назад, грудь вперед, — женщина бесстыдно похлопала по её бюсту, призывая выпятить его. Слегка потянув за распущенные пряди, она напомнила: — Шея ровная, подбородок вниз, глаза на собеседника.
— Как я могу есть при этом глядя на кого-то? — возмутилась Лючия, пытаясь обернуться на строгого педагога, но та лишь снова дёрнула светлые локоны.
— Шея, — холодно напомнила она и отошла на пару шагов, будто пытаясь оценить проделанный труд.
— Какого черта я вообще должна слушать твои тупые правила?! Я не собираюсь прыгать под твою дудку, — Фишер сама осознавала, как кривит душой. Знать бы, что всё это не лишь мимолетный час за этим огромным столом, а начало чего-то огромного и светлого, новой жизни… Она бы слушала с открытым ртом, внимая каждому слову. — Тем более ради этих крошек! — Лу кивнула в сторону блюда. Порция точно была не её размеров.
— Потому что если ты не будешь следовать моим тупым правилам, — тонкие пальцы дважды согнулись в воздухе, изображая кавычки. — То не получишь и половину того, что у тебя на тарелке. А ты, если я правильно помню, была смертельно голодна?
Скривившись, Лючия кинула взгляд на мраморную говядину, прикидывая, действительно ли она так желанна. Придя к выводу, что ради этого шедевра кулинарии стоит хотя бы попытаться соблюдать этот смешной этикет.
Пыталась она долго. С трудом пытаясь вспомнить, какой прибор нужен для определенной части трапезы, она сосредоточенно следила за положением шеи, спины и рук, но совмещать всё упорно не выходило.
Горячие шлепки падали то на выю, то на лопатки, то на плечи и локти, опаляли кисти и заставляли блондинку свирепо скрипеть зубами и тихо материться. В очередной раз чертыхнувшись, она возмущенно вскрикнула и всплеснула руками, роняя книги на пол, ведь на этот раз с ладонью дворецкой встретились её губы. Злобно зыркнув на женщину, она схватила вилку для рыбы и с силой вонзила её зубцы в стол, прорывая нежную ткань скатерти и безнадежно травмируя столешницу.
Взгляд рыжеволосой остался холоден. Она молча смотрела на свирепо дышащую Лючию, будто пытаясь найти в её взгляде что-то определенное. Вину ли, стыд, а может обиду… Но глаза блондинки отражали лишь ярость и раздражение.
Оправив очки, Берта молча развернулась на каблуках и направилась к выходу.
— Серьезно?! Даже не назовешь меня животным?! Даже не заберешь грёбаную еду, чтобы заморить меня голодом?!
— Приятного аппетита, — сухо отозвалась дворецкая, удаляясь.
— Глупо было думать, что ты способна сделать хоть что-то!
