Ты, как все, чёрт бы вас побрал, бриташки! У вас функционален только язык: вы умеете лишь трындеть и вылизывать задницы!
Замерев в самых дверях, Берта выпустила смешок. Лючия не видела её лица, но заметила дрогнувшие при этом плечи.
— Да… Ведь куда лучше кидаться с ножом на неизвестного тебе человека, так? Куда лучше пытаться уничтожить то, что тебе не подчиняется? — женщина медленно развернулась, возвращаясь к блондинке. Её лицо было все также спокойно, но глаза сверкали недобрым огнём. Слуги, что присутствовали при этом, с испугом вжались в стены, наблюдая за закипающей старшиной дома. — Ведь лучше крушить семейные реликвии человека, который прямо сейчас пытается спасти твою шкуру! Да, делает это по собственной глупости, из собственных гадких целей, но именно благодаря этому ты сейчас не на Площади Правосудия, а в огромном поместье! — чем громче разговаривала рыжеволосая, тем четче в её речи проскакивала немецкая твердость языка, а скользкая «р» всё чаще прилипала к нёбу. — Сидишь не на электрическом стуле, как тот несчастный парень, которого давеча крутили по телеку, а в огромном кресле, а кормят тебя не тюремной баландой, а высокой кухней! Но вместо того, чтобы хотя бы попробовать показаться благодарной, ты разрушила единственную вещь, что была дорога лорду Аддерли из детства! — сжатый кулак стукнул по столу, заставляя вздрогнуть тонкие фужеры на нём.
В помещении воцарилась гнетущая тишина. Опомнившись лишь через минуту, Баттори снова поправила очки, легким движением выдернула вилку из стола и положила её на законное место. Прокашлявшись, она разорвала зрительный контакт, обнаруживая, что все её подчиненные поспешили удалиться, оставляя её наедине с преступницей.
Опустив глаза в стол, Лючия медленно вздохнула. Берта довольно расправила лицо, чувствуя, что одержала победу в несостоявшемся споре.
— Надеюсь, ты осознаешь все свои ошибки и… — охнув, она отшатнулась от вскочившей девушки, запоздало дёрнулась, пытаясь увернуться от её захвата, но лишь бестолково рванулась, уже оказавшись в крепкой хватке и болезненно застонала, встречая лицом поверхность стола.
— О, поверь, я все осознала, — выдохнула она, встряхивая прижатое тело. — И обязательно подумаю о своём поведении на досуге. Но теперь послушай ты.
— Как будто у меня есть выбор… Вся во внимании, — выдавила из себя рыжеволосая, морщась от боли в выкручиваемой руке.
— Никто, слышишь? Никто не смел разговаривать со мной в таком тоне. Никто из тех, кто остался жив.
— Какое милое уточнение, — проскрипела Берта, комкая собственным лицом скатерть.
— Тем более ты, девочка с золотой ложкой во всех местах, не смеешь учить меня жизни. Я прошла такую школу и видела такое, от чего ты бы стала мочить кровать по ночам.
— После встречи с тобой мне уже ничего не страшно, — снова попыталась парировать Берта.
— Сдалась вам эта статуэтка! Знаешь, что? Я знаю парня с чертовски ловкими руками. Если ты попросишь, как полагается, то он попробует что-то сделать с ней.
— Знакомый? Ещё один террорист? Боюсь, что еще одного повстанца поместье не переживёт, — дворецкая тщетно пыталась вывернуться. Или только... делала вид, что пытается?
— Если продолжишь в этом же духе, то не переживёшь этот день, — прорычала Фишер и схватила уже полюбившийся ей нож.
Берта издала звук, похожий на что-то между смехом и хныканьем. Понимая, что отпускать её явно не собираются, она уткнула лоб в поверхность стола.
Берта обречённо наблюдала за сальным пятном, что, как последствие их сражения, расползалось по когда-то белоснежной скатерти. Хотя происходящее сложно было назвать схваткой двух противников, больше походило на избиение или прелюдию. И Берта просто играла свою роль в этом премерзком спектакле, чем бы он ни был.
Вдруг, сквозь толщину массивных дверей обеденного зала, воздух, наполненный сбивчивым дыханием и разгневанными репликами блондинки, разрезала странная незатейливая мелодия, в переплетении с которой мелодичный голос объявлял:
«I was born to love you, with every single beat of my heart».
— Что за дьявол? — вздрогнула Лу, все еще не позволяя дворецкой разогнуться.
— Без понятия, — проскрипела Берта, снова предпринимая попытку выбраться, уповая, что Лючия отвлечется на музыку, что, между тем, зазвучала ещё громче, источник явно приближался.
«Yes, I was born to take care of you, every single day of my life».
Не позволив совершить дешевый трюк, Фишер кинула взгляд на медленно отворяющуюся дверь, из-за которой в помещение юркнул подросток, сжимая что-то в руке.
— Я… Т-тут… — запинаясь на словах, он бегал глазами между дворецкой и девушкой, не зная, к кому обращаться. — Вам звонят… — он неуверенно протянул телефон к столу, опасаясь сделать лишнее движение. Как только гаджет приблизился к столешнице, блондинка резко дёрнулась в сторону юнца, заставляя того отбросить вибрирующую технику и с криком удалиться из зала, захлопывая за собой дверь.
На дисплее значилось, что поступающий вызов исходит от абонента, что был назван как «господин», а на аватаре контакта красовалось довольное лицо Аддерли. Еще раз прослушав первую часть припева, Лючия взглянула на невозмутимое лицо Берты.
— Не хочешь ответить?
— Мефтаю, — пробубнила дворецкая, что от резкого рывка зажевала скатерть. Поведя головой, она отплюнула осевшие на языке волокна. — И уже ответила бы, если бы ты отпустила мою руку!
— Ага, — весело согласилась та и, подхватив телефон, смахнула зеленую клавишу, принимая вызов. Проигнорировав возмущенный восклик, она наклонилась, снова сдвигая корпус Бертильды и заставляя её впечататься в ткань, и положила телефон ей на ухо, слегка придерживая.
— Берта, — сухо поприветствовал слегка загнанный голос графа. Голос его был тихим, будто отдаленным. Явно была включена громкая связь. — Я попал в щепетильное положение.
— Ох, — пораженно выдохнула дворецкая, снова пытаясь отплеваться. — Неужели, милорд? Что случилось?
— Дай трубку ей, — выдохнул Аддерли. Мужчина был явно напряжен и, судя по его просьбе и интонации, не напрасно.
— Ей? Милорд, я…
Даже не уточнив, про неё ли шел разговор, Лу оторвала трубку от уха Берты. Та попыталась возмутиться, но лишь обреченно стукнулась лбом о столешницу.
— Какого дьявола ты трещишь по телефону, вместо того, чтобы отзывать этих полоумных от собственного поместья? Клянусь, если они не рассосутся до вечера, то я…
— Лу?! —
