– Рудольф Михайлович, остановись и подними руки вверх. Остальным рекомендую сделать то же самое. Квартал окружен. Живыми отсюда вы не выйдете.
В подтверждение сказанных генералом слов из-под темного свода арки на свет единственного фонаря бодро шагнули десять хорошо экипированных и вооруженных автоматами бойцов спецназа, лица которых были закрыты шапочками с прорезями для глаз. Автоматы были красноречиво направлены на Четверикова и его людей.
В наступившей зловещей тишине всего один шаг, который сделал фон Дассель по направлению к Четверикову, прозвучал как удар грома. Как по команде, все вокруг пришло в движение. Гоша выстрелил в Александра Валентиновича, а тот за тысячную долю секунды до этого выстрела успел присесть и тоже выстрелить из пистолета, который каким-то чудом оказался у него в руке, в бандита, который приставил нож к горлу Сергея Анциферова. Пуля, предназначавшаяся Хомякову, попала в лоб одному из спецназовцев, стоявших прямо за спиной генерала. Спецназовец вскинул руки и размашисто упал навзничь, не успев даже закрыть глаза.
Спецназовцы начали стрелять из автоматов по людям Четверикова. Те в свою очередь стреляли в спецназовцев, рассредоточившись по маленькому дворику и укрываясь в темных его углах, за причудливыми изгибами старых зданий и за постаментом небольшого памятника какому-то монаху. Сергей с Иваном дружно набросились на одного из державших их бандитов (второй упал после меткого выстрела Александра Валентиновича). А Рудольф Михайлович неожиданно быстро сгруппировался и сделал кувырок в сторону мчавшегося прямо на него Райнальда фон Дасселя.
Райнальд фон Дассель не ожидал от профессора такой прыти и на долю секунды замер в растерянности. Этой доли секунды Четверикову хватило на то, чтобы прошмыгнуть в дверь, из которой в свое время так эффектно появился архиепископ, и кубарем скатиться по начинавшейся прямо у порога пыльной лестнице в небольшой старинный подвал. Фон Дассель бросился было за профессором, но у двери уже стоял огромный Гоша, который, пуча свой единственный глаз, выпустил в архиепископа в упор четыре пули. Две пули застряли в надежном бронежилете, так и не преодолев необходимые сантиметры до рыцарской груди, одна пуля вырвала клок мяса из левого плеча (фон Дассель на это только зарычал), еще одна пуля прошила насквозь левую ногу. Но все это не помешало немому «гладиатору» наброситься на Гошу и ударить его головой в лицо. Звонко клацнули Гошины зубы, и два огромных человека, сцепившись в клубок, рухнули у ступенек подъезда, ведущего к странной двери. Хомяков тем временем, двумя огромными шагами преодолев двор, влетел в эту дверь и так же быстро, как Четвериков, скатился вниз по узеньким старым ступенькам в древний подвал. Сразу после этого на месте ступенек вдруг оказался ровный каменный пол, выдвинувшийся откуда-то снизу и надежно спрятавший вход в подвал от постороннего вторжения.
На все это, от шага фон Дасселя к Четверикову и до проникновения Хомякова в подвал, в который устремился хитрый профессор, а также на всю эту перестрелку было затрачено всего несколько секунд. Но как же эти несколько секунд изменили ситуацию! Пятеро четвериковских боевиков были мертвы. Еще пятеро, включая огромного Гошу, лежали на мостовой, а на запястьях их рук, заведенных за спину, уцелевшие спецназовцы защелкивали наручники. В перестрелке погибли и трое спецназовцев, их тела уже грузили в небольшой черный микроавтобус, подъехавший прямо к арке. Через несколько минут черный фургон рванул с места, мгновенно исчезнув в лабиринтах Старого города. В узком дворике не осталось никого и ничего, что могло бы напомнить о произошедшем здесь нынешней ночью. Подчиненные генерала ФСБ действовали быстро и слаженно, хорошо зная, что они должны делать, даже если начальника рядом не было.
А их начальник тем временем с удивлением обнаружил, что лестница, ведущая в подвал, оказалась значительно длиннее, чем могло показаться с первого взгляда. То, что издалека можно было принять за пол старого подвала, неожиданно оказалось диковинным люком, который отъезжал в сторону при нажатии на него ногой, и старая лестница продолжала вести куда-то дальше вниз, в полную темноту. Хомяков бросился вниз по этой лестнице, удивляясь тому, что ему приходится проскакивать один лестничный пролет за другим, а лестница все не кончается. Где-то впереди был слышен топот ног убегающего Четверикова.
В какой-то момент лестница закончилась, и Александр Валентинович обнаружил, что он находится посреди небольшой комнаты, выложенной старым, узким кирпичом, с какими-то готическими сводами, без окон и дверей. На одной из стен в железном кольце был укреплен тускло чадивший факел. Факел освещал сгорбленную фигуру Четверикова.
Рудольф Михайлович отделился от стены и шагнул навстречу Хомякову, направив на него пистолет.
– Рудик, ты пушку-то убери. А то мы все нынче нервные, – осторожно произнес Хомяков, красноречиво выставив вперед свой пистолет.
– Клади пушку на пол, – взвизгнул Четвериков.
– И ты тоже клади, – сказал Хомяков, теперь уже открыто направляя дуло в профессорскую голову. – Мое предложение такое: давай одновременно положим пистолеты на пол, отойдем в сторону и поговорим. Как тебе?
– Идет, – кивнул Рудольф Михайлович.
Медленно и осторожно пистолеты были положены на пол. Потом так же медленно противники сделали несколько шагов в сторону от лежащего оружия и остановились напротив друг друга.
– Наверное, имеет смысл о многом поговорить? – тихо сказал Хомяков.
Профессор кивнул и вопросительно уставился на генерала:
– Ну, давай спрашивай, ты первый.
– Так ты все-таки пробовал изготовить зеркало по формуле амальгамы от этих детей? – Александр Валентинович заинтересованно посмотрел на Четверикова.
– Ну конечно, я же говорил! – Тот пожал плечами.
– А знаешь, почему ничего не получилось? Потому что то, что привезли в Москву эти мальчики, – фальшивка, а никакой не рецепт амальгамы. Мы тебя на эту фальшивку ловили. Уж больно активно ты стал докапываться до тайны, а мы никак не могли понять, кто это. Думали, ты просто тихий сумасшедший маньяк, любитель молоденьких девочек, садист и убийца. А оказалось, коварный враг, подбиравшийся окольными путями к древней тайне, к которой тебя и на версту подпускать нельзя.
– А ты кто такой, что знаешь, кого можно к тайне подпускать, а кого нельзя? – нервно дернул рукой Рудольф Михайлович. Хомяков, вместо ответа, сунул руку в карман и вынул оттуда блестящий металлический жетон. Золотой лев, изображенный на жетоне, держал в одной лапе меч и весело скалился. – Ты – Хранитель? – удивился профессор, критически оглядывая тучную фигуру генерала.
