– А что, не похож? – Хомяков улыбнулся своей фирменной «чеширской» улыбкой и добавил: – И я очень хорошо знаю, что ты хочешь найти здесь, в этом подвале.
– Ваш Совет Десяти уже ничего не может. Вы утратили древние знания и только выполняете какую-то держимордовскую функцию: не дай бог, кто-то что-то разведает о секретах зеркал. Глупцы! Неужели вы думаете, я один подобрался так близко? И почему это вы считаете, что лучше всех знаете, как должно быть? Почему это вы можете убивать людей ради каких-то, только вам понятных, целей, а я нет?
Хомякову вдруг вспомнилась небольшая квартира на окраине города Горького, тусклый свет маленькой лампы на бедной кухне и тихий картавый голос развенчанного академика и бывшего трижды Героя Соцтруда: «Я убежден, что такая арифметика неправомерна принципиально. Мы слишком мало знаем о законах истории, будущее непредсказуемо, а мы – не боги. Мы, каждый из нас, в каждом деле, и в “малом”, и в “большом”, должны исходить из конкретных нравственных критериев, а не абстрактной арифметики истории. Нравственные же критерии категорически диктуют нам – не убий!»
Слова эти прозвучали в голове Хомякова мощным набатом, и он даже несильно встряхнул головой, чтобы посторонние мысли не лезли в голову. Он еще раз взглянул на Четверикова и сказал насколько мог спокойно:
– Рудольф Михайлович, не кипятись. Совет Десяти целое тысячелетие только тем и занимался, что охранял тайну от таких маньяков, как ты. Мы – не ученые, мы действительно полицейские, или, как ты говоришь, держиморды. Но даже представить страшно, что ты мог бы натворить, получи в руки одно из тех зеркал или рецепт их изготовления.
Разговор прервал глухой стук. Четвериков рассмеялся:
– Видишь, как качественно раньше все делали? Не могут твои барбосы вслед за тобой сюда пройти. Либо двери, либо стены ломать надо.
– И не переживай, сломают, – удовлетворенно кивнул Хомяков, услышав отдаленный визжащий звук спецназовский циркулярки. – Скажи мне, зачем ты сюда пришел? Ты же отлично знаешь, что зеркало Гитлера уже давно утратило силу.
– А с пацанами что делать будешь? – Рудольф Михайлович вдруг изменил тему разговора и заинтересованно посмотрел на Хомякова. Генерал неопределенно пожал плечами. – Слушай, а может, девку мне отдашь, а? А я тебе – все мои наработки. Ей-богу, не жалко, очень уж хороша!
– Пацанов, наверное, придется как-то устранять, – задумчиво пробормотал Хомяков. – Ну, про девчонку я даже комментировать не буду, а что касается твоих наработок, так практически все твои наработки мы и так знаем. – Хомяков улыбнулся. – Ну и самое главное. Здесь не ты условия ставишь, а я.
– Да ладно! – делано всплеснул руками Рудольф Михайлович. – А что же тогда мы здесь, в этом подвале, делаем, как ты думаешь, Саша? И что же ты меня про гитлеровское зеркало спрашиваешь? А хочешь я тебе расскажу, что мы здесь делаем? И хочешь открою тебе то, что тебе просто не может быть известно, а?
– Ну, давай открывай. – Хомяков улыбнулся, но как-то натянуто.
– Э, нет! Давай договариваться. Я тебе открываю сокровенное знание, а ты меня отпускаешь на все четыре стороны!
– А если я все это знаю?
– Слушай, ну мы же серьезные люди. Никто никого за лоха держать не собирается. Мы же честно играем. Давай соглашайся, а то твою девку сейчас потребую.
– Дорогой, ты хотя бы в общих чертах проанонсируй свой товар, а то еще за многих других девок рассчитываться придется, – хмыкнул Хомяков.
– Ну, ты же понимаешь, раз я здесь, я научился высчитывать время активизации магнитных полей зеркальных амальгам. Вот именно здесь, прямо сейчас, ты увидишь, как «включится» то самое зеркало, которое ты знаешь как «Зеркало Гитлера» и которое считаешь давно не работающим.
Александр Валентинович обескураженно посмотрел на всклокоченную профессорскую бородку. Четвериков возбужденно продолжал:
– Дело в том, что, пока вы из столетия в столетие увлекались дворцовыми интригами, устранением неугодных правителей и уничтожением приблизившихся к тайне, вы совершенно забыли, что тайна – это не только состав амальгамы. Вы носились по всему миру с этими вашими помеченными зеркалами, вызывавшими в людях страх, печаль, зависимость, смертельные болезни или, наоборот, здоровье, и прятали ото всех рецепт амальгамы, совершенно забыв о самом главном: о перемещении людей во времени и пространстве. Навсегда утратив знания об этом перемещении еще в XV веке, вы были глубоко уверены в том, что перемещения эти происходят редко, стихийно и совершенно неуправляемо – такие, знаете ли, побочные эффекты от древней амальгамы, имеющей высочайший полярный заряд и способной влиять на людей через зеркала. Ведь так?
– Ну, предположим. – Хомяков просто ел глазами профессора, боясь пропустить любое из сказанных им слов.
– Ну, так вот. Все эти редкие и необъяснимые «включения» древних венецианских зеркал, сопровождавшиеся искрением и задымлением, о которых остались хоть какие-то свидетельства историков или очевидцев, ну, как, например, история про вашего сумасшедшего кельнского архиепископа, я свел в специальную таблицу и сумел найти закономерность. Сегодня я могу совершенно уверенно заявить, что «включения» древних зеркал, которые Совету Десяти всегда казались беспорядочными и хаотичными, подчиняются четкому порядку и могут быть рассчитаны до секунды! Просто уже многие из тех зеркал, сделанных в Мурано в XII веке, были со временем уничтожены и в природе больше не существовали, вот всем и казалось, что оставшиеся зеркала вели себя странно и беспорядочно! Единственным человеком, который сумел проделать такую же работу, как и я, был Энрико Дандоло. Он один знал эту тайну, но не стал делиться ею с Советом. Несколько раз в своей жизни он пользовался этим знанием, и каждый раз оно спасало ему жизнь. Дандоло был уверен, что имеет право на эту привилегию, ведь ради республики он ослеп! Каждое важное событие в своей жизни он старался привязать к дате, когда какое-нибудь из зеркал, место нахождения которого ему, как члену Совета Десяти, было хорошо известно, должно было «включиться», раскрыв на мгновение временной коридор.
– Дандоло был приговорен Советом, – тихо произнес Александр Валентинович.
– Конечно! Потому что ваш Совет только и может, что мочить талантливых людей ради каких-то, только вам известных великих целей! Причем замочили дожа из одних только подозрений, так и не раскрыв истинной причины его разрыва с Советом. Так вот, теперь я могу Вам сказать, в чем было дело. Дандола нашел алгоритм. А человеку, нашедшему алгоритм, уже не так интересна ваша хваленая амальгама! Он знает, когда включается временной коридор! Понимаете? Что с того, что сегодня в этом подвале побывал ваш хваленый архиепископ из Кельна? Даже если бы он нашел зеркало, ничего бы не произошло. Он не знает секрета, он не знал, что делать с этим зеркалом, вы используете этого франкенштейна втемную. Ну и какая вам от этого польза?
