Сергея улыбалась, прижала его руку к щеке, долго не отпускала. Пришлось так постоять, ловя злые взгляды Черницкой, которая хоть и старалась на него не смотреть, но иногда не сдерживалась.
— А это что? — удивился он, чуть не дойдя до своего рабочего места. — Семён, ты кого сюда запустил?
— Так телефон тебе ставят, я ж говорил, Соколов расщедрился. Внизу аппарат уже стоит.
Два монтёра крепили кабель по стене, подводя его к начальственному столу, на котором стоял дореволюционной модели аппарат, с рожковым микрофоном, отдельным наушником на проводе и рукояткой индуктора. Чудо инженерной мысли было заключено в ящик из красного дерева и отделано мельхиором. Электрический звонок звучал пронзительно и противно — пяти минут не прошло от того момента, как телефонисты торжественно передали аппарат новому владельцу.
— Фотосалон, через час, — сказал голос, и отключился.
Через два часа Травин и не думал уходить — понедельник обычно и так был днём напряжённым, а тут ещё коллектив в нерабочем состоянии находился из-за Екимовой. Он метался по этажам, следя, чтобы ничего не перепутали, вызвал ещё одного телеграфиста, сам помогал раскладывать посылки и заполнять формуляры. Циммерман не отставал, он даже любимые журналы забросил, зато к часу дня рабочий процесс вроде наладился, переживания отступили на второй план.
— К следователю товарища, — красноармеец, один из троицы, что забирала Юткевича, с мрачным видом топтался около входа. — Травин Сергей Олегович. Велено срочно доставить.
Автомобиль, проехав здание суда, вывернул во двор Старо-Вознесенского монастыря и остановился у бывшего дома настоятельницы. Руки Травину не сковывали, и вообще, добравшись до места, водитель, он же посыльный, кивком головы показал на входную дверь в торце здания, украшенную поверху пятью розетками, а сам остался в автомобиле.
Внутри боец ГПУ заполнил данные, справился об оружии, и тщательно обыскал. Забрал кастет и выкидной нож.
— Ожидайте, гражданин.
Ожидать пришлось недолго, водитель, появившись, кивнул охраннику, и потянул Травина за собой, усадил в бывшей келье — узком помещении с низким потолком и без окон, сам разместился напротив.
— Уполномоченный Гуслин, — представился он и показал красную книжечку, — можно по-простому, Гриша, ночью недосуг было знакомиться. Куришь?
Травин взял предложенную папиросу, прикурил.
— Нашли мы бандита, о котором сволочь эта говорила, ну Юткевич, — сказал Гриша, — в лавке сидел, и знаешь, чем занимался?
— Столяр или сапожник, — Сергей усмехнулся. — Скорее всего второе.
— Откуда? — Гуслин аж подпрыгнул.
— Тех двоих, что у ломбарда, шилом убили, приятель Фейгина их и навёл, а потом прикончил.
— Он и сейчас одного из наших чуть не пришил. Только, — чекист помрачнел, — сбежал, сволочь. Меркулов взбеленился, приказал тебя доставить.
— Для розыска у ГПУ свои люди имеются.
— Из-за того, что ты молчишь, — Гуслин тяжело посмотрел на Сергея, — и скрываешь что-то, мой товарищ чуть не погиб.
— Твой товарищ, Гриша, по собственной дурости пострадал, на меня валить не надо. Вы же, небось, культурно к нему подошли, хотели взять под ручки и в карету усадить?
— Ну вроде того.
— Это бандит, он, пока живой, лучше не станет. И обращаться с ним надо соответственно.
— Как ты с Юткевичем? — Гриша саркастически усмехнулся.
— Именно так, товарищ Гуслин. Говорить может, и этого достаточно, а руки-ноги ему ещё долго не понадобятся. Я вам его подготовил так, что он должен был с самого рождения честно свою всю жизнь рассказать, а там уж ваше дело, как этим воспользоваться.
В комнату вошёл Меркулов, мотнул головой, Гуслина как ветром сдуло.
— Расписывайся, — он кинул на стол листы бумаги. — И имя своё полностью напиши. Такие ты дела заварил, товарищ Травин, что не знаю, спасибо тебе говорить или к стенке поставить. Юткевич-то дружка своего сдал, а эти гаврики его, считай, упустили, остаётся только столовая, на которую он показал, и где ты деньги старые нашёл. Очень бы хотелось этих субчиков тёплыми взять, да нельзя, они — наша единственная зацепка.
— И Пашка.
— Да, Павел Филиппов. Но он навряд ли кого-то знает кроме простых исполнителей, схватить и допросить мы его ещё успеем. Ты вот что, Сергей, раз уж теперь сотрудник органов, то и довольствие должен получать, — Меркулов достал похудевшую пачку сеятелей, положил на стол, пододвинул к Травину, подсунул под неё фотографию. — Здесь портрет Чижикова, даю тебе, вдруг отыщешь, ты фартовый. И сто двадцать червонцев, премия твоя за поимку особо опасного преступника. Или ты думал, сотрудники наши забесплатно работают, за революционную идею?
— Надеялся.
— И за идею тоже, но пока коммунизм не наступил, без денег не обойтись. Особенно тебе, потому что сегодня, товарищ Травин, у тебя свидание. Идёте вместе с дамой в ресторан, отдохнуть культурно, и делом заодно займётесь.
Сергей пододвинул пачку денег обратно.
— Не валяй дурака, — сказал Меркулов. — Или ты думаешь, я тебе долю от выгодного дела предлагаю? Государство не артельная лавка, а служба наша — не отдых в Коктебеле, тут дисциплина и строгая отчётность. В восемь вечера ты заезжаешь за Черницкой, и отправляешься мириться в ресторацию. Гуслин и Мигулич вас будут прикрывать, твоя задача — бандитов спровоцировать, чтобы они своего человечка к хозяину послали.
Меркулов дождался, когда Травин уйдёт, собрал бумаги, и отправился в соседнее здание, на улице моросил дождь, прибивая растущую сквозь камни траву, булыжники от воды стали скользкими, начальник особого отдела два раза чуть не поскользнулся, пока дошёл до подъезда.
— Дворнику вели песком тут посыпать, — сказал он часовому и поднялся на второй этаж.
Политкевич сидел за столом, вертя карандаш в руках. При виде Меркулова он оживился.
— Давай, Александр Игнатьич, порадуй хоть чем-то.
Гость сел, раскрыл папку.
— Дела наши плохи, — сказал он. — Окрфинотдел дал цифры, за границу на миллион семьсот тыщ товара ушло сверх обычного, заём ещё на миллион двести скупили, но только в крупных городах, в районы они не совались. Получается, почти три миллиона рублей фальшивками где-то ходит. Триста тысяч червонцев. Сколько золота на фальшивки приобрели — пока подсчитать не можем, но, думаю, на полмиллиона, это ещё пятьдесят тысяч. Продажу облигаций мы остановили, сообщение по железной дороге перекрыли, сейчас все грузы проверяем. Что с границей?
— Учения я объявил, кавалерийский полк и два полка стрелковой дивизии отражают вторжение эстонцев, там мышь не проскочит ещё неделю. И типографии прошерстили все сверху донизу, «Набат» — так тот два раза проверили, в окружных городах тоже просмотрели, нет ничего. — Политкевич швырнул карандаш. — Под носом, сволочь, развлекается. Ты, если люди нужны, бери из других отделов, сидят, мух считают, кстати, Лессер хотел Травина привлечь.
— Уже.
— И как он?
— Юткевича сломал так, что тот болтает без умолку, но заместо
