твоё недостойное поведение. По отношению к Валерию!
Последняя фраза меня вконец ушатала. Могучим усилием воли я взяла себя в руки, открыла дверь и рявкнула:
– Вон!
– Что-о-о-?! – опешила бывшая свекровь, – да что ты себе позволяешь?!
– Повторить? – нахмурилась я, закипая и чувствуя, что вот-вот ситуация выйдет из-под контроля. – Я могу повторить: пошла отсюда вон! Быстро!
Лицо Элеоноры Рудольфовны покрылось пятнами.
– Ещё раз возле своего дома или возле Светки увижу – я за себя не ручаюсь! Это же касается Валерия, Ольги и остальной группы поддержки! Ясно?!
– Да ты…
– Ноги переломаю! – закричала я, бешено вращая глазами.
Элеонора Рудольфовна прошипела что-то явно нелицеприятное и, гордо вздёрнув подбородок, удалилась.
– Теперь вы видите, Римма Марковна, что мы просто обязаны уехать в Москву, – выдохнув, сказала я старушке, захлопывая дверь ногой, – они же нам жить нормально не дадут.
– Но ты ведь прогнала её, Лида, она уже не вернется, после такого скандала, – завела старую песню Римма Марковна.
– «Такое» у нас с нею уже не первый раз, – вздохнула я. – Пройдёт время, и она вернется. Сейчас Ольга еще с недельку-другую повыносит грязную посуду за нарядной публикой в театре и всё бросит, а жить где-то надо, и деньги нужны. А жить привыкла хорошо, и кушать вкусно. Так что Светку она без боя не отдаст. Я, конечно же, суд выиграю, но она будет постоянно начинать всё заново. Потом Валерочка проест деньги маменьки и тоже быстренько нарисуется, и начнет качать права. А ещё не забывайте про моих кровных родичей из Красного Маяка.
– Но ты же с ними разорвала отношения, – растерянно сказала Римма Марковна.
– На данный момент – это так, – кивнула я, – а вот когда весной садить картошку надо будет, или полоть гектары сахарной свеклы, мамашка обо мне сразу вспомнит. Вот увидите. И Лариска эту квартиру просто так мне не оставит. Я её жадную натуру знаю. Жаба задавит. А Витёк сейчас покрутится ещё немного в Одессе, оголодает, потом вернется обратно, но к Лариске на село возвращаться не захочет, вот и начнет ходить сюда и ныть, чтобы я его на работу устроила и с жильем помогла. Предположим, устрою, помогу. Он немного покрутится на работе, потом уволится, или его уволят, и опять начнет ходить сюда ныть. Еще и забухает. Я такой тип людей хорошо знаю. Нет, надо отсюда уезжать. И уезжать подальше. И срочно.
– Ты думаешь, где-то трава зеленее? – скептически ухмыльнулась Римма Марковна и покачала головой, – везде всё одно и то же, Лида, поверь. В Москве еще больше родичей обнаружится. И всем чего-то срочно надо будет.
– Вот когда обнаружится, тогда и будем воевать. А пока я только здесь их наблюдаю постоянно.
Этот разговор у нас произошел накануне.
А на следующий день, я как раз только вернулась от «опиюса», где мы ещё раз поговорили про наши дела. И сидела у себя в кабинете, пересматривая старые записи, чтобы убедиться, что всё выполнено и нигде никаких висяков и косяков у меня нету.
И тут раздался звонок телефона.
– Лида! Лида! – не своим голосом закричала в трубку Римма Марковна, – Светочка пропала!!
Трубка выпала у меня из рук. В ушах тяжело застучало.
Не помню, как я домчалась до школы, но, когда я там оказалась, там уже были все: милиционер, в форме, сурово нахмурив брови, что-то под протокол расспрашивал у Татьяны Фёдоровны, классной руководительницы. Рядом тихо утирала слёзы Римма Марковна, которую поддерживала под руки кипящая от возмущения Нора Георгиевна.
– Как? Что случилось? – воскликнула я, увидев их.
– Светочка после уроков пошла с одноклассниками в парк, это по соседству со школой, они развешивали кормушки для птиц, – тихо сказал Будяк и взял меня под руку, – к ним подошла женщина и что-то сказала Свете. Та крикнула мальчикам, что скоро вернется и ушла с ней.
– Что за женщина?
– Неизвестно.
– А приметы?
– Знаем только, что толстая.
– Ольга?
– Нужно проверять, – сказал Будяк. – Сейчас мои ребята занимаются этим.
– Я не буду стоять и ждать, пока мой ребёнок неизвестно где и непонятно, что с ним происходит! – закричала я. – Я еду к Ольге!
– Лида! Погоди! – попытался остановить меня Будяк, но я не слушала.
– Лида, не делай глупостей! – вслед мне закричала Нора Георгиевна, но я уже не слушала.
Машина завелась и завизжав, рванула вперёд. Всю дорогу в голове билась лишь одна только мысль – успеть бы! Хоть бы она не увезла Светку никуда! Иначе я даже не знаю, что со мной будет!
В театре в это время было тихо и пусто. Я торопливо шла по коридору, и эхо от моих шагов билось о мраморные стены. Ольга нашлась на кухне, где мыла посуду.
– Говори, где ты дела Свету! – закричала я и схватила её за горло.
Ольга завизжала, тарелки со звоном посыпались на пол.
Вполне возможно, я бы тут же и придушила её, но Будяк, который, как потом оказалось, отправился за мной, успел оттащить:
– Лида, успокойся! – строго велел он, встряхнув меня. – Возьми себя в руки.
– Она увезла мою дочь! – не унималась я. Меня трясло.
– Это не она, Лида, – тихо, но твёрдо, сказал Будяк, – ребята уже проверили. У неё алиби.
Бледная, перепуганная, Ольга стояла, прислонившись к стене. Губы её дрожали.
– А кто? Кто?! – по моим щекам потекли слёзы, – что мне делать?!
– Не паниковать, – в который раз повторил Будяк, – ребята её ищут. Поехали лучше домой, Лида. Нам нужно быть на месте. Вдруг какие новости, а мы тут и не знаем.
Я подавленно кивнула и позволила себя увезти.
Ольга, кстати, так и не спросила, что со Светкой.
То ли испугалась меня, то ли уже знала, то ли ей было безразлично.
Будяк оказался прав. Дома новости уже были. Да ещё какие!
В общем, не успели мы войти в пропахшую валерьянкой и отчаянием квартиру, как Римма Марковна радостно закричала из кухни:
– Лида! Света нашлась!
– Как?! – схватилась за сердце я, – где она?
– Её сюда везут, – выглянула Нора Георгиевна, которая не бросила свою подругу в беде и сидела с нею всё это время на кухне. – Ивану Тимофеевичу уже позвонили и все сказали.
Я радостно выдохнула и, не в силах дожидаться дома, бросилась во двор. Будяк, соответственно, устремился за мной.
Секунды, минуты текли, словно века. Я аж подпрыгивала от нетерпения.
Ну где же она?!
– Да успокойся ты! – не выдержал Будяк, – тебе же сказано – её уже везут. Никуда теперь твоя Светка не денется.
Я вздохнула. Мужчинам не понять.
Но всё рано или
