Посмотрев на часы, я отошёл в сторону, а бойцы взяли немцев на прицел, напряжённо ожидая принятия решений. Через три минуты тридцать два солдата и офицера предпочли пулю в ногу, трое отказались.
Командир пятёрки мотострелков, достав из кобуры „люгер“ спокойно пустил каждому пулю в грудь после чего начал отщёлкивать в ноги остальных. Фельдшер, который как раз закончил со сбором медикаментов в лазарете лётчиков, поспешил к месту экзекуции.
Оставив их разбираться с этим делом, я под пистолетные хлопки и вопли раненых направился к своему штабному бронетранспортёру. Кстати, на аэродроме было взято ещё две этих полезных полугусеничных машины.
— Зря живыми их оставили, – сказал встретивший меня у штабной машины Малкин, глядя, как мотострелки, закончив с немцами, идут к своим машинам. Чуть позади их догонял фельдшер. Он снабдил техников и лётчиков перевязочными средствами, дальше пусть сами. – Каратели, мы ведь их в плен не берём?
— Не берём, – согласился я, оборачиваясь и глядя на раненых, лежавших на взлётном поле. – Но мне нужно было оставить их живыми. Была веская причина для этого.
— Можно узнать, какая? – поинтересовался начштаба.
— Я при них как бы случайно сказал, что мы двинем к Житомиру.
— Не поверят, товарищ капитан. Да и актёр вы так себе.
— Евгений, ты, конечно, отличный командир и просто великолепный начальник штаба, как я успел убедиться, но вот планирование операций тебе не дано… Пусть не верят, главное, чтобы хоть часть сил бросили проверять эту информацию. Я обмолвился в разговоре о двух деревнях со стороны Житомира, они обязаны будут проверить эту информацию. Но простых солдат туда не пошлют, это смерти подобно, если они столкнутся с нами, только мощную моторизованную часть, что сможет драться с нами на равных. Чем сильнее они разбросают свои манёвренные группы в наших поисках и тратят ресурсы техники, тем лучше для нас… Всё, начать движение.
— Начать движение! – тут же громко продублировал начштаба и тоже полез в бронетранспортёр, только не в кабину, там было одно пассажирское место, а в кузов к радисту и пулемётчикам.
Развернувшись, колонна направилась по дороге в сторону Житомира. Но через пять километров свернула на другую дорогу и уже направилась к главной нашей цели на ближайшее время. Киеву.
Проехав ещё буквально несколько километров и найдя уединённое место для временной стоянки, его передовой дозор на мотоциклах обнаружил, мы остановились. Пока пассажиры оправлялись, а водители проверяли состояние матчасти, бойцы хозотделения под присмотром старшины Байбюка наносили на машины новые эмблемы и меняли знаки частей. Всё уже было подготовлено, осталось только сменить старые эмблемы на новые. Поддельные документы тоже был на руках у бойцов–переводчиков, что изображали немецких офицеров.
Через полчаса мы продолжили движение, разделившись на ближайшем перекрестке на две колонны, и каждая последовала своим маршрутом. Бронегруппа лейтенанта Воронина с эмблемами моторизованного корпуса, штаб которого мы уничтожили, в сопровождении пары мотоциклистов и трёх грузовиков пошла по параллельной дороге. Мы же по основной, пользуясь тем, что нас не сдерживают медлительные танки и бронетранспортёры, рванули вперёд. У каждой группы стояла своя задача. В данный момент у нас были нанесены эмблемы охранного батальона, что дислоцировался в Киеве. Одним словом, вперёд, на Киев.
Двигались мы до самой темноты, держа постоянную радиосвязь с группой Воронина. Они в данный момент находились в тридцати километрах от нас, заметно отстав. Вдруг водитель стал притормаживать.
— В чём дело? – очнувшись от полудремы, спросил я. Навстречу шла какая‑то немецкая часть, слепя нас фарами, поэтому я прищурился, пытаясь разглядеть, что происходит впереди.
— Передовой дозор остановился. Вроде жандармы стоят.
— Да? – протерев лицо, прогоняя сонную одурь, пробормотал я, и с силой ударив пару раз по крыше кабины, велел: – Двигай вперёд.
Когда мы подъехали ближе, я обнаружил, что у мотоциклов стоят трое бойцов в таком знакомом советском камуфляже. Только вот их оружие было у моих разведчиков, которые, зло поглядывая, держали осназовцев под прицелом автоматов. Рядом стоял Путянин, разглядывая какой‑то документ, видимо, поданный ему одним из неизвестных.
Покинув кабину и усмехнувшись, я сказал:
— Какая неожиданная встреча, товарищ капитан… – щелкнул я пальцами правой руки.
— Омельченко, – напомнив, улыбнулся тот. – Не ожидали? – Почему же? Знакомый бомбардировщик видел, недалеко от нашей колонны час назад прошёл. С парашютами выбросились?
— С парашютами, рисковать с посадкой не стали… Ну, здравствуй, пропажа. Скажу честно, кого–кого, но
вот тебя я не ожидал ещё раз увидеть.
— Ну да, я тоже как‑то не рассчитывал, что мы ещё встретимся, – несколько рассеянно ответил я, после чего остро посмотрел на капитана и жёстко сказал: – Вы же понимаете, что своих людей я не брошу, мне хватило одного раза. Поэтому у вас нет ни единого шанса увезти меня, даже силой.
— Угу, – буркнул Путянин, стоявший в двух метрах от меня. Он всё так же сверлил пристальным взглядом гостей.
— У меня и не было такого приказа, – мягко улыбнулся Омельченко и добавил: – У меня письмо к вам… сами понимаете от кого.
— Опять от Сталина? – закрутил я головой, разглядывая округу.
— Что‑то ищете? – тоже осмотрелся капитан.
— Ситуация навевает на воспоминание. Второй раз, знаете ли, умирать не хочется. Мне одного раза хватило, – бойцы не понимали, о чём я, но капитан знал. – Письмо?
— Вот, держите, – капитан достал из внутреннего кармана белый конверт и передал его подошедшему Путянину.
— Вскрой и разверни, – велел я ему. Не мне с одной рукой заниматься делами по открыванию запечатанных конвертов.
— Готово, товарищ капитан, – протянул мне лист бумаги взводный. Но я взял у него также и конверт.
— Почерк Поскрёбышева, – определил я по конверту, после чего, отойдя чуть в сторону, к фарам своего грузовика, стал читать письмо.
Пока я читал, как мне показалось, некоторые бойцы даже дышать забывали от столь значимого момента. Тишина была бы полнейшая, если бы моторы грузовиков тихо не урчали на холостом ходу.
— Что скажете? – поинтересовался капитан, когда я отошёл от машины и рассеянно облокотился задом о запасное колесо мотоцикла передового дозора.
— Руки поднимите, – велел я.
— Зачем? – спросил Омельченко. Осназовцы насторожились, да и мои бойцы снова взяли их на прицел. Опять в воздухе разлилось напряжение, и бойцы сверлили злыми взглядами друг друга.
