— А это вам дар от старейшины Торисмуда! — широко улыбаясь, поднял Зевта тонкую кольчугу из сундучка.
Кольчуга была сделана художественно, с большим мастерством — Эйрих не хотел бы отдавать такое ради расположения старейшины Одилы, не самого значимого из всех, но Зевта решил, что пусть лучше слухи об очень щедрых дарах начнут распространяться пораньше. В чём-то он был прав, но кольчугу Эйриху, всё равно, было очень жалко.
На этой кольчуге, перекочевавшей в костлявые старческие руки Одилы, были художественно исполненные заклёпки, имеющие вытисненные руны неизвестного происхождения. Работа кропотливая, возможно, эта кольчуга обладает неким защитным эффектом — Эйрих не проверял и даже не знал, как это проверить, помимо ношения в бою. Искренне жаль, что Зевта отдаёт её старику, которому она даже не пригодится...
— О-о-ох, вижу, тяжёлый разговор нам предстоит, вождь, — произнёс Одила своим гнусавым голосом. — Чего приехал-то? В набег, небось, воинов будешь забирать?
— Лучше, — усмехнулся Зевта. — Но об этом поговорим к вечеру. А пока зови свою жену, буду подарок показывать!
— Розамунда! — позвал старейшина.
Из толпы вышла пожилая женщина, одетая богаче остальных, причём серебряные браслеты у неё были, явно, римской работы. Как понял Эйрих, они предпочитают менять добычу с набегов на еду у остальных деревень, поэтому тут на людях можно встретить всякое.
— Вот эта... — Зевта вытащил из ящичка серебряную диадему.
Диадема была римской, из тех, что Эйрих не смог сбыть Кассию за приемлемую цену — римлянин говорил, что это галимая подделка под работу неких кремонских мастеров. Эйрих же оценил зелёные камни, очень красиво инкрустированные в серебро, и отказался отдавать дёшево. Теперь эта диадема достанется Розамунде, пожилой женщине, жене старейшины Одилы.
— ... диадема. — подсказал Эйрих отцу.
— Вот эта диадема великолепно украсит твою голову, почтеннейшая, — передал Зевта диадему мужу Розамунды.
Седовласая женщина, обладающая прямыми чертами лица и чуть поблеклыми светло-голубыми глазами, с достоинством кивнула.
Старейшина внимательно осмотрел диадему со всех сторон, уважительно покивал, после чего водрузил украшение на голову жены.
Изначально, Зевта негативно отнёсся к «разбазариванию взятых боем украшений», но потом Эйрих объяснил ему, что у старейшин и жёны старые, как правило. И старая женщина, проведшая с мужем десятилетия, имеет на него влияние куда большее, чем думает даже сам муж. Уж Эйрих в этом разбирался...
Поэтому подарок жене старейшины — это завоевание расположения, в первую очередь, самого старейшины. Потому что, когда пыль осядет и празднество закончится, у старейшины с женой состоится ночной разговор, который сильно повлияет на решение, которое он примет в итоге.
Эйрих это не сам придумал, а использовал опыт из прошлой жизни: как-то ему нужно было уговорить одного татарского нойона, Торельчина, присоединиться к своему улусу. Просто продавливать его своей волей ещё было нельзя, ведь вокруг жило очень много татарских родов, с которыми приходилось считаться, поэтому важно было взять его под руку мирным путём. Он несколько дней ломал голову, ходил задумчивый, думал, что именно надо сказать, что именно подарить...
В последний день перед отправкой послов, к нему подошла старшая жена, Борте, которая видела его метания. Она говорила немного, но это были такие откровения, что Темучжин был вынужден изменить практически все подарки.
Жена сказала ему, что Торельчин очень внимательно прислушивается к своей жене — такие слухи ходят среди степных женщин, поэтому стрелять надо именно по этому, а не просто дарить нейтральные дары, какие обычно и везут нойонам. С послами поехали дорогие украшения, соболиные шубы, а также несколько десятков подарков самому нойону Торельчину. Темучжин подспудно сомневался в успехе, но ответ пришёл меньше, чем за десяток дней — нойон согласился уйти под его руку и готов был дать клятву верности в самое ближайшее время.
И такие приёмы с задабриванием жён Эйрих проворачивал неоднократно. Всё в прошлой жизни, конечно, но здесь люди отличаются мало.
Были ещё подарки. Римское вино, копчёные кабаньи окорока, римские игрушки-безделушки, статуэтки из бронзы и меди, зерно и прочее. Всё это отец вручал лично, чтобы чётко обозначить своё расположение к старейшине и деревне.
После такого акта щедрости даже воинов в набег не дать как-то неудобно...
«Но мы здесь не за этим», — подумал Эйрих.
Разговаривать о важных делах посреди деревенской площади было неудобно и неуместно, поэтому гостей пригласили в бражный дом.
— Он рядом со мной посидит, — произнёс Эйрих, указывая на растерянного Альвомира.
— Как скажешь, — кивнула молодая женщина с чёрными волосами и пронзительными карими глазами.
Эйрих, в прошлой жизни, взял бы такую в младшие жёны, только за взгляд. Но ему ещё слишком рано... Некоторые недостатки детского возраста просто непростительны. Формально, у готов можно брать жену в раннем возрасте, но это должна быть девочка, примерно, его лет, а его такие не интересуют.
«Женщина должна быть в телесах, чтобы было за что ухватиться», — подумал Эйрих. — «Чтобы с широкими бёдрами, чтобы груди вызывали пыл...»
Поняв, что мыслями ушёл не туда, Эйрих крепко зажмурился, сделал несколько вдохов и выдохов, после чего начал старательно думать о будущем устройстве готской власти.
— Ещё не кушать, Альвомир, — сказал он гиганту, жадно смотрящему на раскладываемые по столам простые блюда.
Основные блюда будут чуть позже, потому что их посольство в Глину прибыло на несколько часов раньше ожидаемого.
— Да, Эрик, — кивнул гигант, разочарованный тем, что ещё «не кушать».
Почему-то он никак не мог правильно произнести имя Эйриха, сократив его до Эрика.
— Подвинься, братец, — подошла Эрелиева.
Она была в кожаном жилете, надетом поверх белой туники, а ещё на ней были кожаные штаны и высокие сапоги — так не принято в готском обществе, но сестрёнка настроилась стать воином, как успел понять Эйрих.
Эрелиева стреляет неплохо, учится у отца владению копьём, а также пытается упражняться с учебным щитом, с которого начинал Эйрих.
Дева щита — это опасное и неоднозначное занятие для юной девицы. Обычно, девы щита становились таковыми не по собственному желанию, а в силу необходимости. Но есть народы, которые не видят ничего плохого в том, чтобы несколько девиц, вместо того, чтобы уйти на выданье, берутся за топоры и сражаются наравне с мужчинами. Дурость, по мнению Эйриха, но кто он такой, чтобы осуждать чужие нравы?
Ярким примером, по мнению Эйриха, являлись лангобарды, живущие далеко на севере. Они даже название своё взяли после того, как их женщины, перед смертным боем, на котором решалась судьба племени, чтобы численно увеличить войско, заплели свои волосы так, чтобы они выглядели как бороды. «Бороды» получились длинными, поэтому их племя и прозвали лангобардами. Эту историю он узнал от Хумула, который слышал эту историю зим восемь-десять назад, от проезжего торговца с севера.
Так что решение Эрелиевы было несколько странным, но не необычным. Девой щита может стать любая, но проблема в том, что статус надо подтвердить, пройдя испытания в дружинники. Девы щита не могут существовать сами по себе, а только в дружине, иначе не бывает.
И не каждый муж может пройти испытание в дружинники, поэтому среди готов дев щита очень мало. Эйрих только слышал, что такие есть, но лично никогда не видел.
— Что-то ты задумчивый опять, — произнесла Эрелиева. — Опять замыслил что-то?
— Думаю о девах щита, — честно ответил Эйрих. — Неужели ты всерьёз решила, что сможешь пройти испытание?
— Если пройду, возьмёшь меня в набег? — деловито осведомилась Эрелиева.
— А если не пройдёшь — будешь учить латынь? — спросил Эйрих.
— Я её и так буду учить, так что легко! — усмехнулась сестрёнка. — Спор?
— Не ты ли выла, что она слишком сложная и никогда ты на ней не заговоришь? — нахмурился Эйрих.
