Ознакомительная версия.
— Дальше на цыпочках.
— Понял, не дурак, — Еремей улыбнулся и с сожалением посмотрел на пустые ножны. — Нам и в гости прийти не с чем.
— Думаешь?..
— Не с цветами же нас здесь встретят?
Сразу куда-то ушли усталость и голод. Застучало сердце, разгоняя кровь, а рассудок уступил место холодной злости, идущей из глубины души.
И опять осторожные шаги, сделавшие бы честь крадущемуся к мыши коту. Тридцать шагов до поворота тоннеля. Наконец-то издохшая крыса… Наклониться, забрать нож… Чуть ли не размазаться по стене, поблагодарив Триаду за отсутствие светящегося мха. Слизней тоже нет.
Есть тусклые фонари под сводом и два человека в чёрных балахонах по обе стороны от окованной железом двери. Под надвинутыми капюшонами не видно лиц. Взведённые самострелы на сгибе локтя. У правого стража чуть выглядывает краешек кольчужного рукава. Да пиктийцы ли это вообще? Колдуны привыкли надеяться на магическую защиту и почти не пользуются доспехами, кроме самых молодых. Глорхи? Вряд ли, тех не пускают в метрополию даже в качестве пищи, а тут с оружием…
Матвей дотронулся до плеча профессора и на пальцах показал, что берёт на себя левого. Подбросил в руке тяжёлый нож, примериваясь…
— Сначала я попробую, — почти беззвучно шепнул Баргузин, снимая широкий кожаный пояс.
— Пращой?
— Нет.
Еремей опустился на колени, замер. Несколько мгновений шевелил губами. Затем резкий взмах рукой, и в охранников полетела здоровенная змея с забавной трещоткой на хвосте. Энейская гремучка, способная ядовитым плевком убить лошадь.
— Вперёд!
— Там же эта!
— Иллюзия, мать твою! — проорал бывший преподаватель словесности, подныривая под удар использованного как дубина самострела. Ответил противнику сильным тычком в кадык и пояснил: — Она безопасная.
— Иллюзия? — удивился Матвей, с опаской оглядывая шипящую удавку, обвившуюся вокруг шеи второго стража. — И не боишься колдовать? Сейчас как бабахнет, и…
— Это не колдовство, — Баргузин добавил упавшему человеку ногой в висок и поморщился от неприятного хруста. — Того сам допросишь или мне заняться?
Пленник, оказавшийся обыкновенным глорхийцем, заговорил почти сразу, надеясь на милость со стороны победителя в виде лёгкой смерти, но не знал почти ничего. Их привели сюда месяц назад, как приводили многих до этого, и без объяснений поставили сторожить дверь. Место считалось спокойным, нести службу легко и безопасно, и единственное, что угнетало детей степи, — мерзкий и зловредный человечишка за следующей дверью. Именно он не давал покоя, требуя не спать на посту, не пить бузу перед заступлением, запрещая приводить гулящих девок из города. И ещё само подземелье, отнимающее силы глорхов. Два месяца, больше мало кто выдерживал — иные сходили с ума, кто-то просто отправлялся прямиком на заоблачные пастбища Небесной Кобылицы, да будет трава её сочной и мягкой. И лишь самые стойкие и доблестные отправлялись домой с богатыми подарками и великолепным оружием, подогревая желание настоящих воинов испытать судьбу.
— Врёт, — шепнул профессор. — Он прекрасно знает, что выживших убивают для сохранения тайны. Знает и боится.
— А нас?
— Нас-то за что?
— За любопытство. Или откажешься заглянуть?
— Откажусь.
— И мы свалим отсюда, так и не выяснив, что находится за этой дверью?
— Там караулка с двумя десятками глорхов.
— Всего?
— Мало?
— Вот если бы колдуны…
— Их точно нет. Колдовать здесь несколько… э-э-э… чревато.
— Бабахнет?
— Ещё как. Мало, во всяком случае, не покажется.
— Плохо.
— Ну не скажи, — профессор о чём-то спросил степняка на их лающем наречии, кивнул и быстрым движением перерезал тому глотку. — Скоро смена караула.
— Когда?
— Прямо сейчас, — Баргузин указал на дрогнувшую дверь. — Приготовься!
— Всегда готов! — ответил Матвей и влепил болт из трофейного самострела в высунувшуюся морду. — Идём внутрь?
— А надо?
— Обязательно.
Матвей Барабаш, с головы до ног перепачканный чужой кровью, пребывал в крайнем раздражении и не нашёл ничего лучшего, чем высказать претензии профессору:
— Да они же почти не сопротивлялись, Ерёма! Как сонные мухи! Не знаю, как ты, но я никогда не хотел стать мясником.
— Забойщиком, — поправил Баргузин.
— Что?
— Мясники рубят уже готовые туши, а режут скотину забойщики.
— Какая разница?
— Для них?
— Для нас.
— Никакой разницы. А ты чем недоволен-то?
Матвей со злостью плюнул на пол. С одной стороны, хорошо, что глорхийцы в караулке двигались с грацией опоенных отваром каннабисийского гриба кагулов, но с другой… Почему они так? Кто выпил силы из двух десятков не самых худших, если судить по оружию, бойцов?
— Это колдовство, Ерёма.
— Колдовство, говоришь? Можно назвать и так… Хочешь посмотреть на источник?
— Где?
— Там, за следующей дверью.
— И что же там?
— Благой Вестник.
— Сказки про Благого Вестника — дурман, придуманный магоаристократами для оболванивания пиктийского простонародья.
— Матвей, я тоже читал эту газету. И, помнится, недавно рассказывал…
— Ну… мало ли кто чего рассказывает. Вот ходят слухи, будто у некоего Эрлиха Белоглазого весьма своеобразное чувство юмора. Так?
Еремей не ответил, занятый осмотром второй двери. Обычной деревянной двери без всяких украшений. Толкнул.
— На себя потяни, — посоветовал Барабаш.
— А если постучаться?
— Смеёшься?
— Есть немного. Но ты сам говорил, что обыкновенная вежливость творит чудеса.
— Ну так попробуй.
— Без проблем, — Матвей подошёл к двери и грохнул кулаком. Прислушался. Грохнул ещё раз.
— Не получается? — профессор посмотрел на Барабаша со снисходительностью умудрённого жизнью старца, наблюдающего за играющими в песочнице детьми.
— Не мешай, — Матвей достал нож и рукояткой отстучал нечто похожее на гимн «Благой Вестник, храни Императрицу».
Несколько мгновений ничего не происходило, а потом скрипнули плохо смазанные петли.
— Что вы колотитесь, ублюдки?
Вопрошающий, худосочный человек в накидке благовестника, тут же получил в челюсть и больше не задавал глупых вопросов. От удара он отлетел назад, что не помешало Барабашу добавить противнику прикладом по голове, и затих.
— Ты его не убил? — поинтересовался Баргузин, осматривая небольшое помещение, освещённое десятком масляных светильников.
— Обижаешь. Я с пятнадцати лет воюю и давно научился соизмерять… — Матвей сделал шаг в сторону, оберегая сапоги от растекающейся крови, и с виноватым видом закончил: — Или почти научился. А зачем он обзывался?
Ознакомительная версия.
