Ознакомительная версия.
Ступеньки, ведущие вверх, тоже качаются. Мёртвые глорхи колдуют, сволочи! И завязки на штанах затянули злокозненной магией. Но ничего, настоящий роденийский воин справится с любыми трудностями! Ага, распутался кагулов узел… Ух, облегчение-то какое! А всё проклятая буза!
Еремей с изумлением наблюдал, как под струёй мотающегося из стороны в сторону Барабаша начала съёживаться и дымиться частичка Благого Вестника. Потом почернела, запульсировала, готовясь… готовясь… взорваться? И дикий визг, не слышимый ухом, но проникающий в мозг.
— Бежим, твою мать!
Выбрались! И всё-таки они выбрались!
Михась перевязывал рассечённую голову старшего сотника Медведика обрывками собственной рубахи. А тот раскачивался, мешая работе, и задавал один и тот же вопрос:
— Куда делся город, Миха?
— Взорвался, — привычный ответ лишённым эмоций голосом. Слишком много впечатлений за последнее время, чтобы эти эмоции проявлялись. — Бабах. И всё.
— Но как?
— Да нам без разницы.
— А профессор с Матвеем?
— Два дня прошло — чудес не бывает.
— Ты думаешь?..
— Погибли? Это вряд ли, у профессора же не магия, а наука.
— И что?
— На чудеса не рассчитывает, просто остаётся в живых и возвращается. Всегда.
— Хорошая привычка. Надеюсь, что он и сейчас ей не изменит.
— Это же профессор!
— Обратная амбаркация, друг мой Вольдемар, вещь настолько интимная, что современной военной наукой почти не изучается. Постыдный процесс, так сказать. Нечто между отправлением естественных надобностей и исполнением супружеского долга. Да, согласен, вроде бы все это делают, но обсуждать вслух сию потребность не принято за полным её неприличием.
Профессор Баргузин говорил убеждённо, восполняя недостаток доказательств энергичными жестами, и зажатая в руке баранья мотолыга с капающим соком вполне заменяла указку университетского преподавателя. Ещё бы сбрить двухнедельную щетину и немного отмыть… хоть прямо сейчас обратно за кафедру.
Но это потом, после победы, а пока Еремей придерживался теории о том, что лучшим украшением героев являются их подвиги, но никак не внешний вид. Насекомые по белью не ползают, и хорошо. Лишь бы оружие содержалось в порядке и исправности.
— Да какая же в отступлении интимность?
Старший сотник Медведик тоже выглядел сущим разбойником. Собственно, с точки зрения пиктийцев, безуспешно пытающихся поймать безобразничающий в тылах отряд, остатки роденийского десанта таковыми и являются. Все двадцать четыре человека, уцелевшие после высадки под Эдингташем. Под бывшим Эдингташем, если говорить честно.
Профессор, один из предполагаемых виновников уничтожения города, на вопрос Вольдемара ответил коротким смешком и пояснением:
— Обратная амбаркация означает полную неудачу планов, а они не предусматривают поспешный драп.
— Мы не драпали. Мы вообще не спешили.
— Ага, за полным отсутствием противника и средств эвакуации. Тем более кто из нас имеет достаточно нескромности, чтобы назвать себя военачальником?
Медведик скривился, восприняв шутку как упрёк в огромных потерях. И пусть вина выдуманная, но жизни бойцов, оставшихся лежать в пиктийской земле, тяжёлым грузом давили на душу и совесть. И просили отомстить. Нет, не взывали к отмщению, как любят выражаться авторы героических романов… просто просили. Отказать нельзя. Не хочется отказывать.
Увидев посмурневшее лицо старшего сотника, профессор сменил тему:
— Что или кто у нас на очереди, командир? Как вчера?
Вчера хорошо получилось. Хлебный склад с годовым запасом зерна для всей Эдингширской провинции охранялся всего лишь полусотней ополченцев под командованием престарелого колдуна, а тот не смог противопоставить роденийцам почти ничего. Пиктийский маг сгорел вместе с караулкой — трудно воспользоваться эвакуационным порталом со связанными за спиной руками, а насильно набранные в стражу горожане при попытке бегства наткнулись на засаду. Там и остались — в свидетелях и пленных отряд не нуждался. Хлеб тоже сожгли, оставив себе небольшой запас для обмена на мясо с местными крестьянами. Честный обмен — один фунт на одно стадо.
Поначалу переживали, бросая в болота и ручьи забитых овец, но, когда сбежавшиеся со всей округи волки пару раз злобным воем предупредили о погоне, приняв её за появление соперников, оценили. Редкий случай совпадения военной необходимости и личной пользы.
Медведик уловку профессора раскусил:
— Так и скажи, что на серьёзные дела у нас людей не хватит.
— Не скажу, — помотал головой Баргузин. — Воюют не числом, а умением.
— Хорошо сказано, обязательно запомню.
— Не мои слова, к сожалению. Но умнейший был человек, между прочим.
— Твои предложения?
Еремей прищурился:
— А кто у нас командир?
— Тот, кто не первую тысячу лет воюет.
— Мне ещё сорока нет.
— А Эрлиху?
— Его и спрашивай.
Домин Харперус никогда не стремился выделиться среди односельчан. Но так уж получилось, что именно его выбрали старостой. А кого ещё, если он единственный, кто посмотрел мир, побывав однажды в столице, и умудрился издалека увидеть саму императрицу Элизию, оставшись при этом в живых. После того случая благородный д'ор Витгефт, владелец Пендлдорфа и окрестностей, стал благоволить к удачливому крестьянину, позволяя тому откупаться от «Дани Благому Вестнику» деньгами. А если не отдавать силы… Так и богател Домин потихоньку, обрабатывая поля вчетверо большие, чем у прочих.
И пусть всё богатство не превышает стоимости бутылки легойского вина, выпиваемого д'ором за ужином, но по деревенским меркам Харперус считался зажиточным до неприличия. Впрочем, земляков он не притеснял, ссужая в трудную минуту под символическую лихву, и слыл старостой суровым, но справедливым. И до чего это ему нравилось!
До сегодняшнего дня, когда ощутил полную беспомощность перед разгулявшейся в деревне болезнью, ещё не ставшей мором, но стремящейся к тому. Её занёс управляющий господина Витгефта, прискакавший с требованием отправить обоз продовольствия на побережье, где благородный д'ор изволил участвовать в отражении роденийского десанта.
Гонец успел передать старосте свиток с приказом, а уже к вечеру метался в горячечном бреду, весь покрытый чёрными пятнами, ночью превратившимися в гнойные язвы. Больного бы следовало предать очистительному огню вместе с домом, где он лежал, но Харперус побоялся гнева господина Витгефта, ревниво относящегося к сохранности своего движимого имущества, и сейчас пожинал плоды собственной нерешительности. Как выполнить требование о посылке обоза, если одна половина деревни еле-еле жива, а другая опасается нос на улицу высунуть? А знахарь, чьи способности тщательно скрывались от служителей Благого Вестника, сбежал. Смерть почуял, собака?
Ознакомительная версия.
