Когда они сумели всё это нагородить [настроить]? – подумал я Может они сюда пожаловали за [неделю] две, три недели? Первый раз за всю войну я получил карту местности. По ней завтра [через день] на рассвете нам предстоит идти [в наступление] вперед. Вот на карте, на крутом берегу деревня Горохово. Здесь проходит передний край обороны немцев. Ещё выше по отлогому склону прямой линией изображено шоссе Москва – Ленинград. Переходишь шоссе, около леса деревня Губино. За лесом полотно железной дороги, а чуть левей обозначен совхоз Морозово – бывший конный завод племенных рысаков.
Раз, два! – считаю я количество домов и построек. Один дом, два сарая и пруд около них. Левей по полотну, в сторону к Москве расположена жел. дор. станция Чуприяновка. Её нам нужно взять к исходу дня 6-го декабря сорок первого года.
– Ну что лейтенант! – слышу я сзади из-за плеча голос Татаринова.
– Пройдём этот лист? Или ляжем под первой деревней?
– Почему не пройдём? – отвечаю спокойно я.
– Ты в этом уверен?
– А что в этом особенного? Чего собственно бояться? – спрашиваю я. Я вспомнил, как мы ротой ходили на деревню через Тьму.
– 14 – Сначала боялись, а потом обошлось без единого выстрел а, без единой потери.
– Как ты думаешь, доползем до шоссе? – не унимается Татаринов. Я повернулся, посмотрел ему в глаза и ответил:
– Не волнуйся, дойдём до Берлина. Назначаю тебе место встречи на Фридрих-штрассе нумер цвай.
– Почему Фридрих и почему цвай?
– Потому, что улица Фридриха в Берлине наверно есть.
– А цвай, легко запомнить!
– Ты чего-то боишься, Татаринов, и не хочешь говорить.
– В обороне на Тьме мы с тобой стояли рядом. Меня тогда послали брать деревню, ты занял мою траншею. Я знаю, чего ты боишься! Первый раз в наступление идти. А я на Тьме ходил. Вроде ничего! Идти можно.
– Ты не знаешь куда девался наш бывший комбат, старший лейтенант, который был на Волге? – спросил Татаринов.
– Я многих спрашивал, – продолжал он, – все отнекиваются и говорят, что не знают. Судили всех вместе, а он пропал после суда.
– Не знаю, – ответил я.
– Меня вчера предупредили, – кивнув годовой в сторону полковых теплушек Татаринов.
– Струсишь в наступлении! Пойдешь под расстрел!
– А тебя в полк не вызывали [насчёт предупреждения]?
– Нет! Ты же знаешь, что я уже [брал деревню] ходил на деревню. Теперь мне понятно, чего ты боишься! А вообще – то ты зря!
– Комбат тебя за руку на деревню не поведёт! Ты здесь в тылу у него под надзором ходишь! А пойдёшь в наступление, все они разбегутся. Будут на тебя только по телефону орать.
– Так-то оно так! – со вздохом [сказал] говорит Татаринов.
– Ничего, преодолеешь, это только сначала страшно!
– Ну мне пора! – сказал я. На этом разговор наш закончился. Мы разошлись по ротам. В ночь на 5-ое декабря роту Татаринова послали тихо переправиться через Волгу. Он должен был подойти под крутой обрыв и, постреливая, не давать немцам спать до утра. Рота Татаринова вошла в мертвое пространство, куда не могли залететь ни пули, ни снаряды. Ночью можно было без выстрела перейти по льду через Волгу и под обрывом [сосредоточиться для наступления] спокойно сидеть и в небо стрелять, и ждать сигнала для наступления. Я просил комбата [и командира полка], чтобы мою роту тоже послали %%% под берег. Мне было сказано, что я вместе со всеми на рассвете перейду в наступление, буду брать Горохово и дивизия не разрешила без времени соваться туда. Как потом стало известно, командир дивизии генерал Березин А. Д.
– 15 – доложил в штаб 31 армии, что в ночь с 4-го на 5-ое декабря дивизия захватила плацдарм на том берегу для наступления. Я был поражён. Слова не вязались с делом! Чего там захватывать? %%%% ночь и ложись под бугор. К утру 5-го декабря мы были на ногах. Получив водку, хлёбово, [хлеб] сухари и махорку, в дорогу на тот свет, как кто-то сказал из солдат, мы были готовы идти через Волгу. Раздав по горсти патрон, снабженцы закончили свои дела, собрали мешки и поспешно убрались в глубину леса. Солдаты всё нужное рассовали по карманам и в мешки. Они были готовы идти на смерть за счастье своей любимой Родины. Роту частями вывели за деревню на исходные позиции. Мы обошли крайний дом, отошли от деревни вперед, вышли на пологий берег и легли в снег. До рассвета оставались считанные минуты. Я посмотрел ещё раз в ту сторону, куда нам предстояло идти. Впереди простирался открытый обрывистый берег. Покрытое льдом и снегом русло Волги совершенно не выделялось на белом фоне снежной равнины. И только там, на той стороне реки стоял крутой и высокий обрыв, за кручей которого, были видны тёмные стены передних домов. До деревни отсюда идти, и идти! Немцы сидели в деревне и постреливали из пулемета. Снежные бугры от деревни справа и слева немцы не занимали. Накануне и ночью немцы из артиллерии не били. Я думал, что мы без особых потерь преодолеем русло Волги, полезем на снежный бугор, и возьмем деревню. Справа от меня замелькали фигуры солдат соседнего батальона. Вглядевшись в белые очертания сугробов, я увидел, что вдоль пологого берега реки сложены крутые кучи камней. Мой сосед справа занял исходное положение за этими камнями. Немцы бьют по камням из пулемета, пули рикошетом убивают лежащих за камнями солдат. После длинной очереди из немецкого пулемёта, солдаты как воробьи от этой кучи разлетаются в разные стороны. Вижу есть убитые и раненые. Думаю, что соседний батальон, наступающий правее Горохово, в атаке захлебнется. Наше командование, видимо, решило из резерва бросить туда ещё одну роту. Рота вышла из леса и вошла в середину деревни. Немцы заметили движение солдат по деревне. И в тот же момент из-за горизонта на деревню полетели залпы немецких орудий. В дома ударило десятка два снарядов одновременно. Мы лежали в снегу и [при залпе немецких батарей] на фоне светлого неба, затянутого облаками, было видно, как к земле устремлялись чёрные точки [силуэты] летящих снарядов. Вот они на излёте стремительно пронеслись у нас над головой, мелькнули чуть сзади и в деревне [вскинулось пламя] раздались разрывы. Удары следовали непрерывно, сплошной чередой!
– 16 – Деревня была сзади нас метрах в ста. Удары снарядов о землю мы ощущали короткими толчками [качания земли не замечали]. Но вот часть немецких батарей перенесли огонь ближе к реке и ударили по замерзшему руслу реки. Немцы поставили мощный заградительный огонь на фарватере. Мы лежали и смотрели, как рушиться лед, как вздымаются мощные взрывы, как надламываясь поднимаются над поверхностью реки вздыбленные льдины, как кидается и пениться стремительная волжская вода, как она огромными темными столбами поднимается медленно к небу и рушиться с неистовой силой, застилая собой русло реки. Мы лежали и ждали, когда нам подадут команду в атаку. Может какие роты не успели выйти на исходные позиции? Почему с подачей сигнала тянут? %%% Мне казалось, что момент начала атаки срывается. Пока мы лежим, немец разобьет весь лед и придётся наводить переправу. На время нельзя полагаться [в нашей пятой ни у кого нет часов.] Телефонная связь оборвалась [в обрыве]. Телефонист закрутил своей ручкой. Я позвал ординарца, мы вскочили и подбежали к крайней избе. Недалеко за ней, на склоне бугра и оврага была отрыта землянка, в ней я видел сидели связисты. Телефонная связь оборвана, а они и не думают выходить на её исправление [линии связи]. Подбегаю к двери и рывком открываю её. Навстречу мне из землянки вываливает какая – то бабёнка и за ней наш комбат. Кому война! А кому хреновина одна! – говорю я вслух. Комбат, услышав мои слова, отстраняет рукой бабёнку и смотрит на меня в упор.
