Ну, теперь оставалось только ждать.
Они появились на второй день, вечером. Двое высоких мужчин в черных бурнусах с саблями на шелковых поясах. Появились, по оценке Олега Иваныча, довольно неосторожно – не осмотрели тщательно местность, в том числе перевернутые рыбачьи лодки, за одной из которых и затаился он сам вместе с Гришей. Прикрывали Марко, одинокая фигура которого маячила в тени башни. Рядом, всего в нескольких шагах, плескалось море. На западе, за городской стеной, садилось солнце, почти половина оранжевого шара уже плавилась в море.
– «Плеть» и «рука», – подойдя к Марко, глухо произнес один из мужчин.
Итальянец кивнул, улыбнулся. Оглянулся на лодки.
Олег Иваныч и Гриша покинули укрытие, приветственно помахав руками.
Прятавшаяся под соседней лодкой Флавия тоже решила было выйти за ними. Однако Олег Иваныч шепнул: «Сидеть!» Так, на всякий случай…
– Друзья Абу-Факра – наши друзья, – сказали оба бербера. – Мы дадим вам воду и кров.
Воду и кров. Именно так. Воду и кров, а не хлеб и крышу. У жителей пустынь своя логика и свои понятия о жизни.
Они долго ехали на приведенных пустынниками лошадях по изогнутым улочкам Бизерты. Пару раз Олег Иваныч ловил жадные взгляды берберов, направленные на Флавию – уж слишком та была красива. Хоть они и друзья Абу-Факра, но с новыми знакомцами, похоже, следовало держать ухо востро.
Они спешились во дворе какого-то дома, приземистого и широкого. Кочевники привязали лошадей, гостеприимно пригласили внутрь.
Полутьма, чуть разгоняемая светом жаровни и чадящего светильника. Потрескавшийся глинобитный пол с ковром посередине. Ковер неожиданно оказался хорошим – толстый, с большим ворсом и затейливым геометрическим рисунком. На него все и уселись.
Пока один из берберов куда-то отлучился, другой не спускал с них жгучих черных глаз. Впрочем, без бурнуса он выглядел не так устрашающе – молодой смуглокожий парень лет двадцати, с небольшими усиками и бородкой. Никакой готовности к светской беседе бербер не выказывал. Ну и Олег Иваныч не стал растекаться мысью по древу. Так, перекинулся парой фраз с Гришаней да подмигнул Флавии. Та слабо улыбнулась. Вообще-то выглядела довольно испуганной.
Вернулся второй пустынник, принес большое серебряное блюдо с лепешками и вяленым мясом и глиняный кувшин воды. Поев – так же, в полном молчании, – Олег Иваныч поблагодарил хозяев кивком.
Молодой бербер что-то отрывисто спросил у Марко.
– Что он у тебя спросил, Марко?
– Про Флавию. Кто она?
– Скажи – моя младшая, но самая любимая жена.
Марко перевел.
Флавия рассмеялась.
Берберы синхронно покачали головами и поинтересовались, почему младшая жена уважаемого друга шейха Абу-Факра ходит с открытым лицом.
– Это я наказал ее. За то, что плохо прожарила баранину к ужину.
Гриша фыркнул. А оба бербера в ужасе подняли глаза к небу, вернее, к закопченному потолку. Что-то забормотали о запрете Аллаха, о душе, об аде и демонах-ифритах.
– Вот и я ей говорю. Еще раз не прожаришь как следует мясо, пусть ифриты возьмут твою душу! А я возьму себе новую жену.
– Ты очень строг к женам, – поцокали языками берберы. – Что ж, можете спать здесь же, ну а женщине мы, конечно, предоставим другое место…
– Не-е-ет, – погрозил пальцем строгий муж Олег Иваныч, – не надо ей никакого другого места, она еще недостаточно исправилась. Пусть спит с нами, с мужчинами!
– Что-то не нравятся мне они оба, – поудобнее устраиваясь на ковре, шепнул Гриша. – Как бы не прирезали нас тут ночью. Ишь, как на Флавию пялятся, душегубцы!
– Не прирежут. По крайней мере, не должны. Впрочем, спать лучше по очереди. Гриша, сейчас ты сторожишь. Потом Марко. А я уж ближе к утру.
– А как мы узнаем…
– Смотрите на луну. Вон, видите, в окошке, где карагач.
– Это олива.
– Пускай будет олива. А если вам, товарищ Гришаня, не нравится разгружать люминий, будете разгружать чугунец.
– Что-что?
– Да так, к слову. Был такой анекдот… раньше. Короче, когда луна подойдет во-он к той ветке – будишь Марко. А ты, Марко, – караулишь до крыши сарая. Поняли?
Поняли.
Олег Иваныч тут же уснул. Сказались прошлые бессонные ночи.
Ему приснилась Софья. В бальном платье из блестящего светло-лилового шелка, с голыми плечами, на шее брильянтовое колье. Они ехали в шикарной машине, в «мерсе» или в «саабе». Софья почему-то за рулем. Ехали, кажется, по Московскому… Ну да, вот и ДК Ильича, Московские ворота. Проспект расширился, и боярыня, лихо обогнав маршрутку, резко прибавила скорость. А впереди – Олег Иваныч это отчетливо видел – перекрывая весь проспект, в ряд, не торопясь ехало пять или шесть милицейских уазиков, желтых, с синими полосами и мигалками. Расстояние между ними – с полметра. Не проскочишь! А Софья так и гнала, не снижала скорость. Тормози! Тормози! Олег Иваныч сам уже нажал на тормоз и успел-таки. Машина лишь ударила в бампер идущего впереди «козла». В решетчатое оконце задней дверцы, там, где размещался отсек для задержанных, удивленно выглянуло лицо. Олег Иваныч отшатнулся. Это было лицо Олексахи!
– А? Что? Ах это ты, Марко. Что, уже? Все в порядке? Ну, хорошо. Спи.
Олег Иваныч сел на ковре, попил воды из кувшина. А перед глазами так и стояло лицо Олексахи. За решеткой. К чему бы сон?
Олег Иваныч прошелся по ковру к окну, выглянул. Словно бы кто-то бормочет там, во дворе. Точно!
У стены дома, лицом к луне, сидел на корточках один из берберов и что-то тихо говорил себе под нос. Тихо, но довольно зло. Отрывисто, резко. Не замыслил ли что худое?
Олег Иваныч переместился поближе к дверному проему, затянутому куском плотной ткани. Потом подумал и разбудил Марко.
– Ну-ка, послушай…
– Горюет. О каком-то Али. Называет его «бедным братом» и обещает отомстить.
– Ах вот та-ак…
Олег Иваныч не сдержался и чихнул – ковер-то довольно пыльный.
Сидевший во дворе бербер вздрогнул и вытащил саблю.
– Пойдем-ка, Марко, на улицу. Что-то душно.
Марко зевнул. Конечно, жаль парня, да ведь кто-то же должен быть переводчиком.
Бербер вопросительно взглянул на проснувшихся гостей.
– Спроси, знает ли он, кто убил Али?
– Не знает. Но обязательно найдет и убьет этого шакала.
– Когда произошло убийство?
– Через день после появления галер Осман-бея. Али убили отравленной стрелой, пущенной из духовой трубки зинджей. Убили плохо.
– Как это «плохо»?
– Ну, как… Неумело.
– Что значит «неумело»?
– Я не совсем понимаю. Язык не очень чистый… Ага. Он говорит, что есть такие умельцы, которые попадают в кадык или яремную вену. Тогда смерть наступает сразу. Есть и другие – те, что стреляют в затылок или в то место, которое за ушами. И тогда смерть приходит незаметно для остальных. Но этот, который убил… Он словно бы стрелял наугад, куда попадет.
