меня, и одет был в такую же форму, как и его подчиненные. Я уже обратил внимание, что у «пятнистых» взаимоотношения между собой довольно простые, независимо от их старшинства и чина. Чем-то они этим напоминали мне армию якобинцев. Только служили они своему императору, и судя по иконе, которую я заметил в кабинете Базиля, он верил в Бога. Правда, вера у русских была не католическая, а греческая. Что ж, пусть хотя бы такая. Это гораздо лучше, чем показной атеизм (я бы сказал даже – сатанизм) сторонников Шометта, которые устраивали оргии с парижскими блудницами на алтаре Нотр-Дам-де-Пари.
Генерал назвал свое имя, которое по-французски должно было звучать как Николя. А фамилию его я не смог бы выговорить даже под страхом гильотины. Обменявшись с ним рукопожатиями, мы договорились, что будем обращаться друг к другу по имени.
Николя проводил меня в расположение своих подчиненных и показал их оружие. Вот тут-то у меня глаза сами по себе полезли на лоб. Ни о чем подобном я даже не слышал. Удивительные ружья, способные без перезарядки сделать несколько десятков выстрелов в течение минуты! Вообще ни на что не похожие устройства, способные извергать огонь и смерть, выкашивая противника целыми рядами! Приспособления, с помощью которых «пятнистые» переговаривались друг с другом, находясь на расстоянии нескольких лье [70] друг от друга! Откуда у них все это?
– Жорж, а вы не желали бы посмотреть, как мои ребята умеют драться без оружия, расправляясь с противником голыми руками? – спросил меня Николя.
Я кивнул, и мне снова пришлось удивляться. В центр огромного манежа вышли две пары «пятнистых», которые стали изображать схватку не на жизнь, а на смерть. На их лицах была неподдельная ярость, а удары, которые они пытались нанести своему противнику, могли бы отправить его на тот свет. Насколько сильны были эти удары, я убедился, увидев, как «пятнистые» кулаками и ребром ладони ломают толстые доски и раскалывают кирпичи.
Все было без обмана – я попросил осмотреть один из кирпичей и убедился, что он абсолютно целый, безо всяких трещин. Через мгновение он был разбит ударом кулака моего переводчика. Оказывается, Дени умел драться не хуже своих сослуживцев. Он же потом продемонстрировал искусство владения ножом. Мне довелось как-то раз видеть одного испанца, который вступил в бой с якобинцем, пытавшимся отобрать у него наваху. Испанец сумел выхватить наваху раньше, чем якобинец достал саблю. Я не успел и глазом моргнуть, как испанец проткнул своим кривым ножом обидчика, а затем четверых его товарищей, бросившихся к тому на помощь.
Так вот, Дени запросто справился бы с тем испанцем. Нож, как бабочка, порхал в его руке, а удары в воображаемого противника сыпались со всех сторон. Потом нож превратился в метательное оружие и, пролетев по воздуху, воткнулся в центр мишени, расположенной на расстоянии от Дени не менее пяти туазов [71].
Потом Николя предложил пообедать вместе с ним. Мы ели вкусные, хотя и непривычные для меня блюда. Но я уже понемногу стал привыкать к русской кухне. Могу сказать, что она довольно сильно отличается от бретонской. Русские не едят устриц и почти не употребляют сыр. Они, как и мы, любят блины, но пекут их не из гречневой муки, а из пшеничной. Рыбу они едят, но не так часто, как мы. Впрочем, русская еда сытная, и я встаю из-за стола с набитым животом.
Во время разговора за столом я узнал, что все подчиненные генерала – дворяне, но они не кичатся своим происхождением и умеют делать все сами, обходясь без слуг. Этим они снова напомнили мне якобинцев. Не удержавшись, я спросил Николя, что он думает о Робеспьере, чтоб его черти как следует поджаривали в аду, а также о Марате и прочих членах Конвента, которых разогнал Наполеон.
– Что вам сказать, – пожал плечами Николя, – люди, которые призывают убивать всех, кто думает по-другому, мне весьма неприятны. А разрушать то, чем по праву гордились французы – с моей точки зрения, просто безумие. Но ведь, Жорж, согласитесь, что если бы не революция, то и вы вряд ли когда-нибудь стали генералом. Сословные перегородки мешали нормальному развитию Франции. И редко человек из третьего сословия получал шанс выбиться в люди.
В этом Николя, конечно, был прав. Я поинтересовался у него, может ли в России купец или мещанин стать дворянином. Оказалось, может. Правда, для этого ему надо проявить себя на государственной службе. Получив первый классный чин, его обладатель одновременно получает и личное дворянство. Ну, а далее все будет зависеть от него. При прадедушке нынешнего императора многие проявившие себя люди могли стать даже не просто дворянами, но и получить титул барона или даже графа.
Я покачал головой. Все же Россия – удивительная страна. Мне она все больше и больше нравилась. Предложение Базиля мне тоже понравилось. Если мне удастся собрать войско и обучить его, как этих «пятнистых», то мы сможем отобрать у англичан Канаду. Ведь те земли открыл и объявил принадлежащими французской короне мой земляк, Жак Картье. Именно он дал имя заливу и реке, назвав их в честь Святого Лаврентия. Картье основал Мон-Руаяль [72]. А потом эти мерзкие англичане отобрали все, что принадлежало нам по праву. Нам же, как в насмешку, оставили лишь два островка – Сен-Пьер и Микелон.
Нет, предложение Базиля мне было по душе. Я решил, что при следующей нашей встрече я скажу ему об этом. Лучше погибнуть за Францию, чем скитаться по чужим странам, жить на подачки чужих монархов и скучать по любимой Бретани. Думаю, что с будущим императором Франции я смогу помириться. Русские замолвят за меня словечко. Эти ребята, в отличие от британских скряг и лицемеров, помнят добро и отвечают на него тем же.
В конце нашей трапезы к Николя заглянул мсье Базиль. Он пожелал нам приятного аппетита и сообщил мне, что в ближайшее время император Павел удостоит меня аудиенции.
– Наш государь, – сказал Базиль, – хотел бы поближе познакомиться с вами, генерал. Он наслышан о ваших подвигах и восхищен ими. Так что готовьтесь и еще раз подумайте над тем, о чем мы с вами говорили.
Я кивнул и поблагодарил Базиля. Если император Павел предложит мне то же, что и Базиль, то я дам свое согласие и начну собирать под свои знамена французов, готовых сразиться против британцев и освободить захваченные у нас земли. Да будет так!
25 июля 1801 года.
Бостон, штат Массачусетс. Североамериканские Соединенные Штаты.
