– А если ваши данные не верны? – уцепилась за соломинку Зойка. Сестра была слишком уверена, а маг, напротив, заметно сомневался, и это вселяло надежду.
– Цифры никогда не врут, – рассердилась Нона. – Люди – да, заблуждаются. В том и сила человека, что он может признать свою ошибку. Позволять Оле работать с маготравмами – ошибка. Ошибается твой майор, а расплачиваются ни в чем не повинные маги.
– Но она ведь лечит. Как такое может быть, что это плохо? – возмутилась Зойка. – И немагические травмы лечит, и последствия заклятий разных. И всегда нам говорили, что она белая волшебница…
– Белая, – успокоил Крапкин. – Обычно. Она и дальше может лечить при помощи собственного ресурса и позитивных токов магической энергии. Но такие вещи, как «слизь», древние проклятья или воздействия вроде «Материнского слова», – они имеют несколько иную магическую структуру и откликаются магии, которой сейчас уже не умеют и не могут пользоваться большинство специалистов. В древности, когда война была частью жизни человека, такая магия использовалась широко. Она, в принципе, даже не может быть названа черной в полном смысле слова. Просто из-за «Материнского слова» Оля стала родственна этой силе и получила возможность ею пользоваться на благо отдельных людей. Но… этим она подвергает опасности многих, кто может оказаться в местах выкипания «Серой слизи». Мы еще не передали материалы майору Румянову и в вышестоящие инстанции и не передадим, пока не перепроверим еще несколько раз. Сейчас это скорее наметки… Они просто отмахнутся от нас. Никто не запретит Оле пользоваться своим лекарским даром, наоборот, они будут все так же срывать вас в любое время дня и ночи, если пострадает кто-то из магов. Вы должны поговорить с дочерью.
– Но отчего так происходит? Я не маг, но знаю, что магия во всех формах не допустит нарушения баланса блага и зла, это естественный закон вещей, так? Ты сама меня так учила, Нона, так? – приблизилась к сестре Зойка. Она схватила руку Ноны, сжала, не давая отступить за спину мага.
– Да. Она и не нарушается, – ответил за Нону Крапкин. По его лицу видно было, сколько внутреннего страдания доставляет ему самому этот разговор. Нона держалась куда лучше. – Просто… магия заботится не только о живых. Когда Оля тратит негативную энергию, она освобождает души мертвых магов, которые привязаны к земле, где лежат их кости. Злоба, страх, отчаяние не дают тонкому телу рассеяться и стать частью первоматерии. Простые люди легко уходят, а колдунов, даже слабеньких, такая связь держит крепко, вот они и рвутся через «Серую слизь», едва чувствуют, что узы ослабли. Война унесла больше восьмисот тысяч жизней советских магов, и это не учитывая погибших на нашей земле вражеских ведьмаков. Конечно, они рвутся на свободу – хотят переродиться. Рано или поздно, когда будет готова формула для сдерживания «слизи», мы отпустим их всех, не различая своих и чужих. Но сейчас стране нужны живые. Оля хочет приносить пользу, но пока она не может отличить одну энергию от другой – пользуется той, которая отзывается. Я понял это, едва получил он нее воспоминания о «слизи». Ей нельзя больше лечить маготравмы – только раны от немагического оружия и бытовые повреждения. Вы должны объяснить ей это. Я не имею права запретить ей что-то, я теоретик. Нона Васильевна сказала, что вы чуткая девушка и очень близки с дочерью, поэтому я и показываю вам эти данные, хотя здесь есть и информация, которую вам нельзя знать. Пока Оля лечит, существует угроза мирному населению. Данные требуют подтверждения, работы с другими лекарями с такими же способностями, как у вашей дочери. Пока мы добьемся того, что военные маги обратят внимание на эти данные, пока пройдут исследования, отзаседают все комиссии… Все это время Олю будут продолжать возить по госпиталям! Вы поймите, Зоя Васильевна. Ваша дочь, пусть невольно, наносит ущерб стране и подвергает опасности жизни людей. От «Серой слизи» на данный момент погибло двести шестьдесят четыре человека, из них более пятидесяти – военные магопрактики и полевые маги. Каждый день – все новые жертвы. Уговорите ее перестать. Лечение возможно только по доброй воле мага. Если она откажется, Румянов не сможет заставить.
– Давайте пойдем к ней вместе, – предложила Зойка тихо. – Расскажите ей то же, что и мне. Оля очень чуткая девочка, если она поверит вам – сделает так, как вы просите.
– А если не поверит? – спросил Леонид Яковлевич, нервически смаргивая. – Я даже воздействовать на нее магией не могу. Во-первых, она хорошо защищена, во-вторых, сама по себе очень сильная волшебница. А если словом… что весит мое слово против речей Юрия Саввича?! Он батальоны одним словом, без магического воздействия, поднимал, а я… человек кабинетный. Если ему понадобится помощь Оли, он найдет, как ее уговорить. А тем временем будут гибнуть люди.
– А так люди будут умирать в госпитале, на столе. И моя дочь будет чувствовать свою вину, что не спасла их. Я не хочу для нее такой участи.
– А какой хочешь? – спросила сестра, схватив Зойку за плечи. – Смерти? Оно ее через год-два убьет!
– Через нее души погибших идут, как через проводник и… они… – пробормотал Крапкин, пытаясь объяснить.
– Майор Румянов все время контролирует ее здоровье. Он бы мне сказал.
Крапкин замолчал, положил перед Зойкой Олину медкарту. Она бросилась листать, на каждой странице обнаруживая подтверждение словам сестры. Все системы дочери кричали о перегрузках, превышении порога выносливости.
Крапкин вынул из побелевших от напряжения пальцев Зойки бумаги.
– Я должен их вернуть. Мне позволили взять на время. Подумайте, Зоя Васильевна.
Думать? Думала за всех в их семье Нона. Зойка была человеком действия. Потому и оказалась на войне, потому и вернулась с нее. Потому что пока другие раздумывали – давила на газ, выкручивала руль и увозила от смерти генералов в кабине или раненых рядовых в кузове.
– Я с ней поговорю, – пообещала она Крапкину. Бросила быстрый взгляд на сестру и вышла, забыв на столе главврача свернутый трубкой «Октябрь».
Когда вечером от майора прибежал посыльный справиться о здоровье Оли, ему ответили, что младшие Волковы домой еще не возвращались. Не вернулись они ни в этот день, ни на следующий. Нону несколько раз вызывали в кабинет, где звенело под потолком эхо гневного окрика майора, но мать и дочь Волковы словно растворились. Это было просто: страна с трудом привыкала к мирной жизни, люди возвращались на родные места или оставались жить там, куда их забросила война, называли своими чужих сирот и матерей. Нигде о Волковых не слышали – видно, Зойка назвалась чужим именем.
