тростника и птичьи перья, пора изобрести серебряный карандаш. Свинцовые у них вроде бы уже есть, но больно легко стирается написанное и нарисованное им. Серебряный понадежней и поудобнее будет.
— А разве нога всадника не будет проваливаться в такое…стремя? — резонно замечает Аппий, рассматривая мой рисунок.
— Нет, не будет. Для этого на подошве обуви, под пяткой набивается…каблук, который не даст скользить в стременах. И конечно, обувь всадника должна быть с закрытыми носами, как кальцеи. Калиги, состоящих из одних ремешков, здесь не подойдут.
— А если нога в этой скобе застрянет, и всадник не успеет спрыгнуть с падающей лошади?
Я уважительно смотрю на Марона. А легат-то у нас с головой дружит, не смотри, что воин до мозга костей. Такого и не грех просветить.
— Этого нельзя исключать, в бою всякое бывает. Но тогда можно сделать так…
Беру тростниковое перо, рисую рядом с первым вариантом второй — это уже упрощенное английское стремя с изогнутой под углом дужкой. В нем и захочешь, не застрянешь. Уж англичане, как никто другой, знают толк в лошадиной экипировке.
— …и такие стремена будут легко выпускать ногу всадника при падении — снова передаю я пергамент легату — Аппий, ты лучше оцени, как всадник сможет упираться в стремена ступней и ловко использовать длинное копье, нанося удары в любом направлении — сила удара с опорой на стремена будет куда выше. Или лучник будет стрелять из лука прямо на ходу.
Вздохнув, Марон с сожалением откладывает пергамент в сторону.
— Ладно, Марк, завтра еще поговорим с тобой об этих твоих …стременах. Вещь, кажется полезная. А сейчас нам нужно идти. Пришло время для ритуала погребения погибших легионеров…
* * *
Церемония похорон и поминовения крайне важна для любого римлянина. Он свято верит — душа человека бессмертна до тех пор, пока жива память о нем. А значит, нужно сделать все возможное, чтобы окружающие помнили о тебе, как можно дольше. Богатые ради этого строят помпезные гробницы и огромные мавзолеи, затмевающие своей роскошью даже храмы, бедные в лучшем случае довольствуются скромным надгробием на могиле. У первых на стенах гробницы многочисленные эпитафии — подробное жизнеописание с перечислением всех регалий и достижений покойного при его жизни. У вторых — лишь имя, да место рождения.
Как продолжение надежды на счастливое пребывание в загробном мире, существует в Риме весьма странный обычай — устраивать захоронения прямо у оживленных дорог, чтобы проходящие мимо путники увидели и прочитали твое имя на надгробии. Раз имя прочитано — значит, память о тебе продолжает жить. Оттого иные римские дороги больше похожи на кладбищенские аллеи. И недаром в римском праве есть суровое наказание под названием «проклятие памяти» — это когда уничтожаются все упоминания о преступнике — его статуи, его имя в документах и летописях, надгробные и настенные надписи.
Так стоит ли удивляться, что и римские легионеры, чья жизнь постоянно подвергается риску, и чей удел находиться полжизни вдали от родных, придают процессу погребения большее значение? В легионе традиции связывают солдат узами товарищества, которые вполне заменяют им семейные и родственные. И они обязывают не только помогать друг другу во время службы, но и достойно похоронить погибших. А потом не забывать их и поминать после смерти, гарантируя бессмертие боевым друзьям. И конечно, солдатские захоронения римлян тоже постепенно превращались в кладбища вдоль дорог, что ведут из военного лагеря.
Выходя из шатра легата, я глубоко вздохнул, окунаясь в звучащее Слово. Оно понесло меня по закоулкам памяти.
До Августа немногие легионеры могли позволить себе полноценные похороны, поэтому для достойного погребения еще при нем в легионах начали появляться похоронные кассы и похоронные общества. А со временем участие в них и вовсе стало обязательным. Каждый отчисляет деньги из своего солдатского заработка в общий «похоронный фонд», из которого потом оплачиваются его похороны, поминовение и траурная трапеза. Потом товарищи устанавливают на могиле сослуживца надгробие, на котором перечислены его имя, место рождения, звание, подразделение, возраст, стаж службы и даже имена его наследников. Существуют и братские могилы легионеров, в которых даже после смерти боевые товарищи продолжают оставаться вместе, в одном строю.
Вот и сейчас организаторы похорон сделали все возможное, чтобы достойно почтить память павших в бою. Тела погибших подготовлены к погребению: омыты горячей водой, смазаны благовониями, завернуты в саван и одеты в чистую одежду. На грудь положены военные награды, если они были у солдата при жизни — это бронзовые медали фалеры и браслеты. Лица мертвых открыты и спокойны, лишь у одного оно скрыто восковой маской — видимо, изуродовали в бою ударом меча. Во рту у всех монетки для уплаты Харону за переправу через реку Стикс. Погибшие лежат в наскоро сколоченных ящиках, снабженных длинными ручками для переноса, которые уже установлены на временном помосте на претории. Рядом с ними в курильницах дымятся благовония.
У живых было время обустроиться в лагере, передохнуть, привести себя в порядок и поужинать. Теперь пришло время отдать дань погибшим. Легионеры ровными шеренгами выстроились на претории, и хоть на лицах солдат читается усталость, вид у них вполне бравый — все они в полной боевой экипировке, в доспехах и с оружием. Чуть подрагивают на ветру сигнумы нескольких центурий, с имаго взирает на нас суровый лик императора. Все знаменосцы тоже при полном параде — со звериными шкурами надетыми поверх шлемов. И это часть ритуала воздаяния военных почестей погибшим легионерам.
Чем больше наблюдаю римскую армию изнутри, тем больше поражаюсь: сколько же традиций мы переняли от нее. Да, вооружение совсем другое и методы ведения войны кардинально изменились за две тысячи лет, но вот какие-то основополагающие вещи, какие-то воинские обычаи и ритуалы — это все осталось практически неизменным. Стоят суровые римские парни с загорелыми, обветренными лицами, стоят ровными шеренгами, сжимая в руках копья и щиты. Но замени на них одежду, дай им другое оружие — и тут же перенесёшься на две тысячи лет вперед. Строгая дисциплина, постоянные тренировки, строевая муштра, команды, структура подразделений, служебная переписка — все это родом из древнеримской армии. И даже стелы на братских солдатских могилах — тоже римская традиция.
На возвышение в центре претория поднимается Аппий Марон. Мы с Тиллиусом скромно подходим к кучке штабных офицеров. Наш «дженераль»
