— разделяй и властвуй. А кто мы с тобой такие, чтобы оспаривать мудрость императора и Сената? Мятежникам кнут, союзникам… — тут я запинаюсь, стараясь подобрать синоним к русскому «прянику» — союзникам пирог.
Марон смеется, преломляя хлеб — Но мятеж даёт нам право диктовать иудеям любые условия.
— Конечно — легко соглашаюсь я — только сначала бы не мешало отделить мятежных иудеев от мирных. Или как говорят сами евреи — козлищ от агнцев.
На правах гостя я первым поднимаю кубок — Prosit!
Легат удивленно приподнимает бровь, но, помедлив, тоже берется за свой кубок. Упс… это я снова забылся и сильно забежал вперед. Prosit — это ведь гораздо более позднее и слегка видоизмененное латинское prodesse — что-то типа «для пользы», если в вольном переводе. Поэтому спешу пояснить ему:
— Прости, Аппий, это у меня с Испании осталось. Твое здоровье!
Выпиваем. Вино у легата хорошее, хоть и разбавленное. Но это и не удивительно — нынешние вина обладают настолько высоким содержанием алкоголя, что их повсеместно принято разбавлять водой. И хорошо еще, если она будет из родника или из акведука. Но гораздо опаснее, что для придания вину более сладкого вкуса, римляне выдерживают его в больших свинцовых резервуарах, а еще добавляют в него свинцовые брикеты или свинцовый порошок. Со временем на свинце образуется белесый налет, сладковатый на вкус.
Естественно, римляне даже не догадываются о его вредоносном воздействии на организм человека и понятия не имеют, что отравление свинцом — сатурнизм — зачастую вызывает анемию, желтуху или конвульсии, а в особо тяжелых случаях — отек мозга и смерть. Диагностировать сатурнизм на ранней стадии иногда можно, симптомы у него есть — например, так называемая «свинцовая кайма» на границе десен и зубов. Но вопрос в другом — как убедить и доказать опасность свинца? У римлян ведь не только с вином, но и со свинцовыми трубами аналогичная история. И с этим тоже надо что-то делать…
Закусываем… Большим разнообразием еды, кстати, стол легата похвалиться не может. Но для походного лагеря вполне неплохо. Мне, например, очень понравилась вяленая колбаса, которую римляне замачивают сначала в рассоле на месяц, а потом подвешивают в сухих прохладных пещерах для сушки. Удивительно, но по вкусу она напоминает ту, что я пробовал в прошлой жизни в Италии. Очень напоминает! Видимо не врали итальяшки — рецепт и, правда, почти не изменился за две тысячи лет. Сыр у легата тоже неплохой, уж не сравнить с тем «камнем», что по доброте душевной угощал меня Лонгин. А еще мне понравился закрытый пирог с начинкой из яиц и сыра — либум. Это даже скорее толстая лепешка, но только не из той муки грубого помола, что у солдат, а качеством значительно выше. Были на столе и маслины, и лук с зеленью, и даже отварная спаржа.
Ну, и конечно, вездесущий гарум — любимый соус римлян из перебродившей рыбной требухи, с резким вкусом и специфическим запахом. Вот к чему я точно никогда не смогу привыкнуть! А римляне чуть ли не все блюда поливают этим соусом и всё готовы в него макать. Они даже умудряются с его помощью ферментировать мясо для приготовления колбас. На удивленный вопрос Марона: почему я к нему не притрагиваюсь, отвечаю уклончиво — мол, в Испании гарум как-то не принят. Не привык. Поди проверь. Я теперь вообще, как что — сразу валю все на свое трудное детство, проведенное в далекой и дикой Испании. Что взять с провинциала?
— Слушай, Марк… — заводит разговор легат под жареную баранину — а как ты смотришь на то, чтобы перейти под командование примпила Лонгина в его центурию? Вы вроде с ним в хороших отношениях? Я, конечно, мог бы перевести тебя к нему, и не спрашивая, но…
Ну, «не спрашивая» — это ты, брат Аппий загнул, конечно. Не в том я теперь положении, чтобы двигать меня по шахматной доске, как какую-то простую пешку, да еще и без моего согласия.
Я делаю вид, что сильно удивлен и слегка «задумываюсь». Но собственно это следовало ожидать. Я, если честно, и сам уже подумывал о том, чтобы как-то культурно попроситься в центурию Лонгина или Фламия. Эти две центурии мне уже стали намного роднее, чем моя собственная. А с занудой Петронием я так до конца и не нашел общего языка — раздражает его мой непонятный статус и моя дружба с другими офицерами. Как и мои непонятные отношения с высоким начальством. Не укладываюсь я в его простые и четкие представления об армейской иерархии. Служил под его руководством десять лет простой и веселый парень Марк, а теперь вдруг превратился, в не пойми что.
Конечно, с бОльшим удовольствием я бы перешел к Фламию, с которым мы уже успели изрядно сдружиться. Но попадая под его командование, я автоматически перехожу и в распоряжение Тиллиуса, а вот этого мне хотелось бы избежать. К тому же центурия Лонгина — это считай, что преторианская гвардия в масштабах 6-го легиона. К легионерам из первой центурии первой когорты, конечно, предъявляют особые требования, в том числе и физические — все ребята Лонгина крепкие и высокие, не ниже 175 см. Но Марк вроде бы и по росту подходит, и выслуга у него уже приличная. Зато, какие перспективы сразу открываются для распространения христианства во всей «гвардейской» когорте легиона… Если дать себе помечтать, это ведь так и весь Железный легион христианским скоро станет! Так что да — я однозначно выбираю центурию примпила Лонгина. Но перед тем как согласиться, надо бы попробовать провернуть еще один финт — а вдруг прокатит? Наглость ведь, как известно второе счастье
— …Марон, а могу я забрать с собой весь свой контуберний? У нас в нем парни все как на подбор.
Легат, подумав, пожимает плечами.
— Можешь. У примпила сейчас в центурии не хватает людей, думаю, он только рад будет такому опытному пополнению. А центурию Петрония мы потом в Кесарии укомплектуем молодняком из новобранцев. Они как раз заканчивают обучение через пару недель.
Ура-а-а!!! Прокатило. А тут и Тиллиус нарисовался…
* * *
— Что это у вас лица такие довольные? — поинтересовался фрументарий, устало опускаясь в кресло.
Аппий с усмешкой налил ему вина, но не
