друга.
— Почему потерял? — удивилась старушка.
— Ну как почему? — терпеливо пояснил я, досадуя на себя за то, что повёлся на этот разговор с явно недалёкой бабушкой, — он был привязан к доске, доску сожгли…
— Погоди, я не о том спрашиваю! — перебила меня бабка, — ты же, когда кусок доски из того места отдирал, ты ведь не всё выдрал. Не мог бы ты всё выдрать. Явно там кровь разбрызгалась куда-нибудь и на другие доски, правильно?
И тут меня осенило! Я так обрадовался, что готов был расцеловать милую старушку, жаль, что она призрак.
— Вижу, что, наконец, понял, — захихикала старушка и её голова мелко-мелко затряслась, — Тебе нужно вернуться на то же место и покликать своего друга. Он там, небось, тебя уже заждался.
— Так и сделаю! — радостно воскликнул я.
— А когда друга своего найдёшь — возвращайся обратно: расскажешь мне как всё было, — строго велела старушка, — Я страсть как такие истории люблю.
— Обязательно, — пообещал я, настроение было расчудесным.
В таком приподнятом эмоциональном состоянии я отправился на местный рынок, чтобы приодеться.
Рынок меня, конечно, не впечатлил. Почему-то я ожидал, что это будет огромный базар с кучей барахла на манер, как это было в 90-х годах в моей прошлой жизни, когда изголодавшиеся люди тащили на продажу всё подряд. Нет, здесь, конечно, тоже хлама хватало — от старых керогазов до совсем новых ещё патефонов, бра и поистёртых габардиновых козеток.
— Галеновые и химические препараты! Парфюмерия! — выкрикивал лихой мужичок в зелёной фуражке. Увидев меня, он заговорщицки подмигнул и предложил, понизив голос:
— Предохранительные средства нужны? Разливают у Струмилина и Маркузона.
— Н-нет, — пробормотал я и постарался поскорее отделаться от него. Не хватало ещё какой-то непонятной самоварной дряни накупить.
— А бриолин⁈ — заорал в спину мне лихой мужичок, — Бриолин от Минца! Есть бесцветные помадки и пудра! Помадки производства лучших трестов Гамбурга, Риги и Таганрога! Недорого!
Но я уже завернул в другой ряд, где угодил в другие руки: какая-то дама прицепилась ко мне, чтобы я купил у неё плюшевую кацавейку. На вопрос, нафига мне женская кацавейка, она сердито сплюнула мне под ноги и, моментально потеряв интерес, уже уцепилась за какую-то тётку.
Затем какая-то другая баба пыталась всучить мне рулон вигониевого сукна. Я даже смутно не представлял, что это такое и зачем оно мне надо. Конечно же, я отказался. Тогда она попыталась мне сбагрить медаполамовый отрез, туальденор и молескин, тыкая под нос какие-то пёстрые тряпки.
Отказался я и от клеёнок с портретами вождей и орнаментами братских республик с эмблемами рабочих и крестьян от фабрики «Техноткань», и от гипсовой статуэтки «Красноармеец на коне».
От обилия непонятных слов, странных запахов, наглого напора продавцов и шумной толкотни у меня аж закружилась голова. Я слонялся по этому базару и, морщась от рыбной вони из продуктовых рядов, разочарованно рассматривал ассортимент для мужчин. Шелковые косоворотки, атласные рубахи всевозможных расцветок, вышитые жилетки, фуражки с лакированными козырьками и такие же лакированные штиблеты. Жуть, в общем.
В конце концов, уже при выходе из базара, я надыбал небольшой, вполне даже цивильный такой, магазинчик готового платья, где, очевидно, предпочитали одеваться советские служащие и мещане из тех, что поинтеллигентнее. Там приятно пахло одеколоном, а любезного вида продавец оставлял довольно благожелательное впечатление.
Там я приобрёл неплохой костюм из плотного шерстяного сукна, тёмно-синий, почти чёрный. Три светлые рубахи, самые простые, не шелковые, дюжину носков, исподнее, фуражку и полупальто. И заплатил не так уж и много. Хотя этот шопинг изрядно опустошил мой кошелёк. Ну ничего, вот вернусь в Вербовку, может Сомов что-то и подкинет ещё, обещал ведь. А если нет, то мы потом с Енохом сходим в казино, пополним бюджет через рулетку, есть у меня идейка одна.
Напоследок я спросил любезного продавца, где можно приобрести рюкзак или нормальную сумку.
— С какой целью? — деловито уточнил тот и внимательно посмотрел на меня сквозь очки.
— Книги буду носить, — ответил я, — а иногда и продукты. Как получиться.
— Могу тогда порекомендовать конторский портфель, — предложил продавец и ловко вытащил откуда-то из-под прилавка довольно неплохой коричневый портфель, грубоватой выделки и винтажного вида, но так-то вполне прикольный.
Просил он недорого, поэтому я без торга приобрёл ещё и его и, переодевшись прямо в примерочной магазина, вышел на улицу.
Я неторопливо шел по тротуару и размышлял, что его делать дальше. До вечера была ещё уйма времени. Возвращаться в трудовую школу очень не хотелось, там сразу или припрягут к чему-нибудь, или опять какие-то разборки с местной детворой будут. Надоело!
Сдать бы поскорее экзамены и свалить оттуда.
Задумавшись, я не сразу обратил внимание, что, как привязанный, следую за четырьмя дамочками. Они так увлеклись болтовней, что совершенно не замечали ничего вокруг. Слух царапнуло какое-то слово. Я прислушался:
— А мне она сказала, что у меня на сердце пиковый интерес!
— Да ты что, Элли! — защебетала вторая, — а мне она бубуновое свидание нагадала! И ты знаешь, всё так и вышло, мне в тот же вечер Гаврила Михалыч предложили в номера поехать на Алёшкины перформансы.
— И что? И что? — защебетали остальные дамочки, — ты поехала?
— Смотрите! — гордо протянула руку любительница бубновых перформансов, — Мне Гаврила Михалыч жемчужное ожерелье подарили! Но оно, правда, короткое, до талии не достаёт, так я его заместо браслета ношу.
Догнав интересных дамочек, я спросил:
— Извините, уважаемые девушки, — широко улыбнулся я, демонстрируя восхищение от такой замечательной встречи, — не могли бы вы мне подсказать адрес этой гадалки? Прошу прощения, я краем уха услышал, что она только правду гадает. Очень надо!
— Вы кто такой⁈ — возмутилась обладательница будущего пикового интереса.
— Как это невоспитанно — подслушивать! — поддакнула какая-то носатая.
Они что-то ещё возмущенно защебетали, но я покаянно приложил руки к груди:
— Меня девушка бросила! Вчера! Я сам не свой! Хотел свести счеты с жизнью, но старушка-мать… — с мукой в голосе вскричал я, заламывая руки, — девушки, милые, на вас одна надежда! Скажите мне адрес, умоляю! Вдруг эта ясновидящая подскажет, вернется ли моя любимая Лизонька…
— Ах! Это так романтично… — первой дрогнула носатая.
— Ну раз так… — неуверенно поддержала её любительница бубнового интереса Гаврилы Михалыча.
В общем, менее чем за пять минут я стал владельцев вырванного из записной книжицы надушенного листочка с адресом пресловутой гадалки.
И сразу же прямиком отправился туда. Хорошо, что было недалеко, на соседней улице.
Если вы спросите, зачем меня понесло к гадалке, мне что, не хватает приключений на пятую точку, так я отвечу — приключений хватает, и всего остального, но я, словно выброшенная на берег рыба — задыхаюсь от нехватки информации. Поэтому, можно сказать, собираю её по крупицам. Так-то в гадания я никогда не верил. Но чем чёрт не шутит. Я раньше и в то, что человек может видеть все эти души, всяких призраков, тоже не верил.
Если же эта гадалка окажется обычной аферисткой, то я просто развернусь и уйду.
С таким примерно настроем я вошел в подъезд и поднялся по узкой лестнице на второй этаж. Возле большой, залапанной, клеёнчатой двери было пять звонков. Четыре — обычные, а пятый — с большой картонажной табличкой, на которой химическим карандашом неровным почерком было написано:
«Мадам Рюри. Звонить три раза».
Я нажал на кнопку звонка. И ещё. И ещё.
Дверь распахнула потрёпанного вида старуха и недовольно прошамкала:
— Мадам принимает в третьей комнате, это налево. И ноги вытри, не намоешься после вас. Ходют и ходют!
Под пристальным взглядом суровой старушки, я послушно пошаркал ногами по мокрой тряпке, затем — ещё по одной, поменьше. И затем — по вязанному из тесёмок коврику.
Посчитав, что микробы от моей обуви квартире больше не грозят, старушка кивнула и, что-то ворча себе под нос, ушоркала куда-то, видимо, к себе в комнату.
А я отправился искать третью комнату, морщась от запахов ядрёно-сладких женских духов, жаренной трески и нафталина.
Искомая комната нашлась довольно быстро. Не успел я постучаться, как дверь открылась и оттуда вышла заплаканная дамочка, натянула вуальку и торопливо зацокала каблучками вон.
Я постучал в дверь.
— Заходите! — послышался приятный женский голос, глубокий и ясный.
Я вошел.
Комната гадалки представляла собой типичную комнату гадалки: всё было задрапировано мрачно-багровым бархатом, окна задёрнуты тяжелыми и тоже мрачно-багровыми бархатными портьерами, что создавало полумрак, везде зажженные свечи, ужасно пыльно,
