– Пусть доктор им займется, – равнодушно пожал плечами Егор. – Если умрет, то похороните в общей могиле, вместе с другими убитыми шведами. Выживет – переправить на северный берег, пусть катится, герой вшивый, на все четыре стороны…
Глава восемнадцатая
Светлейший князь Ижорский
«Отшумела жестокая и кровавая битва, завершившись нашей полной и безоговорочной победой…»
Именно на этом месте, как правило, и завершаются долгие и красочные рассказы непосредственных участников и очевидцев всех значимых боев, схваток и сражений. О чем же еще, действительно, рассказывать? Воевали, стреляли, нападали, защищались, превозмогали, проливали кровь, рванули, опрокинули, победили… Все, на этом окончен рассказ! Победители беззаботно отдыхают на полную катушку и бурно празднуют заслуженную и долгожданную викторию…
Ага, как бы не так, размечтались! Первые пятнадцать—двадцать часов после одержанной победы – они очень трудные, непростые и, местами, даже несимпатичные. О полном расслаблении остается только мечтать: текущих и важных дел, печальных и неприятных в том числе, – и не сосчитать.
Понятное дело, что речь сейчас идет только о настоящих военачальниках, крепко дружащих с совестью и честью воинской.
Надо тщательно проследить, чтобы те, кому это следует делать, подобрали с поля боя всех раненых и контуженых солдат и офицеров, перевязали их, рассортировать по степени серьезности ранений и повреждений. Необходимо также сформировать похоронные команды, определить места для погребения своих и, отдельно, чужих покойников. Причем вражеских мертвых офицеров предварительно должны обыскать твои доверенные люди – на предмет нахождения важных документов, опередив при этом обычных мародеров, которых хватает всегда и везде…
Еще надо умудриться – всесторонне и ненавязчиво соблюсти один очень хитрый баланс. С одной стороны, надо дать смертельно усталым солдатам и офицерам полноценно отдохнуть, расслабиться, накормить их от пуза – в конце концов. С другой стороны, хмельное расслабление после кровавого и многочасового боя очень легко может превратиться в разгул откровенной анархии. И совершенно бесполезно (особенно в преддверии наступающей ночи, хотя бы и белой) делить войска на две части. Вы, мол, принимали непосредственное участие в жарком боестолкновении, устали, проливая свою и чужую кровь, поэтому смело подлетайте к бочонкам с водкой, пейте без всяких ограничений, расслабляйтесь, забывайтесь, герои, чудо-богатыри… А вы, молодцы, простояли в боевых охранениях, просидели в невостребованных резервах, даже из ружей не пальнули ни разу. Поэтому извольте вести себя смирно и тихо, о хмельном даже и не помышляйте, наоборот, внимательно присматривайте за своими подвыпившими товарищами по оружию, пресекайте всякие непотребства, но вежливо так пресекайте, ласково, с пониманием… Бред это все! Уже через несколько часов после победоносного завершения баталии встретить около ярко горящих костров хотя бы одного совершенно трезвого вояку – дело чрезвычайно редкое и маловероятное. А ведь еще ближайшим, наиболее толковым сотрудникам надо дать выспаться хорошенько: им-то с самого утра предстоит заниматься новыми важными и непростыми делами…
Всю ночь Егор – в сопровождении верного Ваньки Ухова и пяти десятков наиболее надежных и почти трезвых солдат Екатерининского полка – странствовал по ночному лагерю, решая самые различные вопросы и проблемы. Допрашивал пленных шведов, выслушивал пожелания и жалобы милосердных сестер, гасил на корню пьяные ссоры и скандалы, проверял наличие сторожевых караулов…
Постепенно пятьдесят сопровождающих его превратились в двадцать: первый десяток бойцов пришлось оставить у полевого госпиталя – обеспечивать покой и спокойствие пугливых сестричек милосердных, второй – возле парусиновых палаток, где располагался водочный походный запас, третий – на берегу Ладожского озера, присматривать за лодками и стругами, вытащенными на каменистую косу.
Только когда ласковое утреннее солнышко уже достаточно высоко поднялось над восточной линией горизонта, на глазах превращаясь в жаркое и беспощадное дневное светило, Егор присел немного перекусить у догорающего солдатского костра и устало велел Ухову:
– Давай, Ванюша, буди Погодина и Иванова, их черед заступать на воинскую вахту… Да, а где у нас поручик Ильюшка Солев, не вернулся еще?
– Никак нет, Александр Данилович! Ему же теперь надо ломовые орудия обратно переправить – на наш берег, сдать их пушкарям шереметьевским – честь по чести. Только после этого Солев опять вольется в нашу веселую и дружную команду…
Через десять минут явились слегка сонные и чуть помятые Иванов и Погодин. Голова Фролки была аккуратно замотана белыми полосами льняной ткани, у Прохора же туго перевязанное и перетянутое левое плечо не позволяло застегнуть камзол на пуговицы, и только его правая рука находилась в рукаве.
– Я и забыл, что вы, добры молодцы, ранены у меня! – огорчился Егор. – Но ничего не поделаешь, ранами придется пренебречь… Вы же хотите – когда-нибудь – стать генералами, князьями, графами да маркизами? Тогда, родные, нужно постараться! Короче, друзья мои. Ты, Прохор Погодин, назначаешься новым полномочным комендантом крепости Нотебург. Не, какой еще – в задницу жирную – «Нотебург»? Комендантом крепости Шлиссельбург! Понятна моя мысль? Шлиссельбург – ключ-город! Ключ к полному и безоговорочному успеху, без которого никогда не бывать масштабной и успешной торговле… Так, по поводу этого ответственного назначения жалую тебя, Прохор Погодин, званием… – задумался на минуту. – Званием подполковника! Хватит пока, для начала… Сейчас дьяк напишет генерал-губернаторский указ, я его подпишу, после этого ты, подполковник, незамедлительно приступай к делу. На год отдаю под твою руку Екатерининский полк Преображенской дивизии. Тут же направляй солдат в крепость: окончательно тушить пожары, мародеров отлавливать и безжалостно вешать на воротах… Да, еще за два дня с деньгами разберись предварительно: сочти, сколько тебе надобно на полное восстановление крепостных стен, да и всех прочих важнецких строений, сколько – на осенне-зимний период. Не стесняйся, но и не наглей. Чтобы по делу было все! Отдельной бумагой оформи эти расчеты.
– Александр Данилович, можно задать один вопрос? – очень неуверенно и скромно спросил Прохор, тут же опомнился: – Большое спасибо вам, господин генерал-губернатор, за оказанное доверие, за высокое звание! Все исполню, не сомневайтесь! Костьми лягу… Я про житейское хотел спросить…
– Спрашивай, Проша, спрашивай.
– У меня же, господин генерал-губернатор, семья осталась под Новгородом, на отдельном хуторе. Мать, отец, братья, сестры, дядья… Эх, да не о том я! Жена-лапушка имеется у меня, детишек – пять голов…
– К чему это ты? – по-доброму усмехнулся Егор.
– Дык, Александр Данилович, если вы меня назначаете на должность коменданта крепости на короткий срок, к примеру, до зимы, то это – одно. А ежели надолго, то это уже совсем даже другое… Надолго? Тогда я жену и детей перевезу сюда, в крепости дом заложу новый – с крепким садом и огородом, банькой да пасекой.
– Смело, подполковник Погодин, перевози в Шлиссельбург свою семью! – утвердительно кивнул головой Егор. – Надумал закладывать новый дом? С ума, что ли, сошел? Бери себе любой несгоревший, что остался после шведов, перестраивай, надстраивай… Вот по этому поводу и подсуетись – незамедлительно туша крепостные пожары. Да, еще. Если все будет нормально, без всякой вороватой ерунды, то так и быть, разрешу тебе, Погодин, взять все крепостное снабжение под кошт фамильный. У тебя же, если мне память не изменяет, под Новгородом расположена серьезная мыза продовольственная: со скотным двором, свинарником, коптильней, мельницей, дельной пасекой, грибоварней… Если проявишь себя достойным, то велю Бровкину Ивану Артемовичу, чтобы он выделил тебе делянку сладкую, надежную… Чтоб по продовольственным припасам вся крепость и была бы под тобой. Но без воровства наглого! Десять копеек с рубля полновесного, не более. Проверю и перепроверю потом многократно, так тебя растак… Ухов, исчадие ада, трубку мне быстро раскури! А тебе, Фролка, – Егор пристально посмотрел на Иванова, – другое задание будет, не столь приятное. Ты назначаешься старшим по команде похоронной. Что морду кривишь? И этим наиважнейшим делом надобно кому-то заниматься… Возьмешь у генерала Апраксина батальон, который вчера так и не успел поучаствовать в деле, и – вперед. Я же сейчас трубочку выкурю и посплю немного. А часа через три-четыре займусь отправкой на Новгород обозов с ранеными да контужеными…
К вечеру от Старой Ладоги пришел новенький парусный ял, гонец передал Егору письмо от контр-адмирала Бровкина. В своем послании Алешка, уже знающий о смерти жены, просил отпустить его в полугодовой отпуск.
