Джейк внимательно следил за ним, как только майор Гарет Суэйлс приступал к сдаче карт, стараясь, чтобы это не было заметно. Не существует такого способа, с помощью которого сдающий мог бы не повернуть ни единой карты лицом вверх, тасуя колоду, какими бы магическими приемами он ни владел, однако Гарет ни разу не показал ни одной карты, пока тасовал и сдавал. Он даже не смотрел на них, не взглянул ни разу, а лишь скользил взглядом по лицам игроков и продолжал что-то говорить. Джейк несколько расслабился.
Плантатор сдал ему четыре карты, которые могли бы составить флешь-рояль, и при обмене, сбросив пятую, он дополнил комбинацию шестеркой червей. Гражданский чиновник в своем извечном нетерпении поднял ставку до двадцати фунтов, грустно вздохнул и печально забормотал что-то, когда двинул в банк свои фишки слоновой кости, а Джейк смахнул их к себе и аккуратно составил в стопки.
– Давайте возьмем новую колоду, – улыбнулся Гарет и поднял палец, подзывая слугу. – Будем надеяться, что фортуна вам все же улыбнется.
Получив новую колоду, он показал всем нетронутую печать на упаковке, потом вскрыл ее ногтем большого пальца и достал чистенькие новые карты с рисунком в виде велосипедных колес на рубашке, развернул их веером, помахал, извлек из колоды все джокеры и начал тасовать, рассказывая при этом весьма занимательный и неприличный анекдот о епископе, по ошибке ввалившемся в дамскую комнату на станции Черинг-кросс. Рассказ занял минуту или две, и при взрыве хохота, который последовал за ним, Гарет начал сдавать, разбрасывая карты по зеленому сукну стола, так что они аккуратными кучками ложились перед каждым из игроков. Только Джейк успел заметить, что во время рассказа о жутких злоключениях епископа в дамском туалете Гарет, тасуя карты, разделил колоду на две части и каждый раз, когда поднимал обе эти части повыше, он чуть поворачивал кисти рук, так что на какое-то мгновение карты слегка разворачивались веером и демонстрировали свое достоинство.
Громко хохоча, лорд поднял свои карты и заглянул в них. И поперхнулся смехом, а глаза полезли из орбит и забегали, словно заигрывая с его носом. С другого конца стола донеслось громкое шипение – плантатор резко вдохнул, быстро положил свои карты на стол и прикрыл их обеими ладонями. У сидевшего справа от Джейка гражданского чиновника лицо засияло как полированная желтая слоновая кость, и из редеющих волос просочилась струйка пота, пробежала вниз, к носу и, не перехваченная по пути, упала ему на рубашку. А он и не заметил этого, уставившись в карты.
Джейк открыл свои и увидел трех дам. Вздохнул и начал рассказывать свою историю.
– Я тогда был старшим механиком на старом корыте «Харвест мейд». Мы стояли в Коулуне, в Гонконге, шкипер притащил на борт маленького местного пижона, и мы сели с ним играть в карты. Ставки лезли все выше и выше, а потом, уже после полуночи, этот пижон сдал всем просто потрясающие карты.
Никто вроде бы особо не прислушивался к истории Джейка, все были слишком заняты собственными картами.
– У шкипера в итоге оказалось четыре короля, у меня – четыре валета, а корабельный врач получил четыре десятки.
Джейк сложил всех трех своих дам вместе, а Гарет тем временем выполнил просьбу гражданского чиновника и поменял ему две карты.
– Сам этот пижон поменял только одну карту, а ставки пошли просто безумные. Мы ставили на кон все, что у нас было. Спасибо, приятель, я тоже поменяю две карты.
Гарет метнул ему через стол две карты, и Джейк сбросил пару из того, что у него было на руках, прежде чем взять их.
– Как я уже сказал, мы чуть не до трусов разделись, поставив на кон все, что только можно. Лично я поставил чуть больше тысячи баксов…
Джейк снова заглянул в свои карты. И с трудом удержался от улыбки. Все дамы из колоды были тут. Четыре прелестные маленькие дамочки смотрели на него.
– Мы все уже написали кучу долговых расписок, ставили будущую зарплату, а этот пижон все время торговался наравне с остальными; не слишком задирал ставки, просто оставался в игре.
Гарет поменял лорду одну карту, себе тоже одну. Теперь они слушали Джейка, а их взгляды все время перебегали с губ Джейка на карты и обратно.
– Ну вот, когда дело дошло до конца и мы вскрылись, то сидели над целой грудой денег, поднимающейся до самого потолка, и пялились друг на друга. И этот пижон убил всех, предъявив флешь-рояль. Я очень четко помню: одни трефы, от тройки до семерки. Шкиперу и всем нам потребовалось полсуток, чтобы прийти в себя и оправиться от шока, после чего мы стали прикидывать, какие были шансы, чтобы такое случилось естественным путем. Получилось что-то вроде одного на шестнадцать миллионов. Так что все было против этого пижона, и мы отправились на его поиски. И нашли в старом отеле «Пенинсьюла» – он там швырялся нашими, тяжким трудом заработанными денежками. Котлы у нас тогда были погашены. Мы усадили пижона на один из них и разожгли топки – готовились выйти в море. Пришлось его там привязать, конечно, и через несколько часов он там и поджарился, как бифштекс на сковородке.
– Господи, помилуй! – воскликнул лорд. – Как это ужасно!
– Совершенно верно, – согласно кивнул Джейк. – Воняло в кочегарке просто жутко.
Над столом повисло напряженное молчание. Игроки чувствовали, что вот-вот случится нечто, какой-то взрыв, все понимали, что было брошено какое-то обвинение, но большинство не до конца уяснили, в чем именно оно заключалось и в чей адрес направлено. Все держали свои карты как спасительные щиты, а глаза у всех с подозрением перебегали с одного лица на другое. Атмосфера стала такой напряженной, что привлекла внимание всех, кто был в помещении; игроки, сидевшие за другими столами, остановили игру и обернулись в их сторону.
– Полагаю, – заявил Гарет Суэйлс четким и громким голосом, который разнесся по всей комнате, – мистер Бартон хочет сказать, что кто-то здесь мухлюет.
Это слово, произнесенное в подобном окружении, было настолько шокирующим, настолько чревато самыми страшными последствиями, что даже самые смелые и сильные мужчины охнули и побледнели. Мухлюет! Да еще в клубе! Господи помилуй, да уж лучше обвинить человека в адюльтере или даже в убийстве!
– Должен сказать, что я согласен с мистером Бартоном. – Холодные как лед голубые глаза Гарета вспыхнули злобными огоньками, и он намеренно медленно повернулся к ошеломленному члену палаты лордов, сидевшему рядом с ним. – Я был бы вам крайне признателен, сэр, если бы вы соизволили сообщить нам, сколько именно денег вы у нас выиграли. – Голос его прозвучал как удар хлыста, и лорд уставился на него в полном непонимании, а потом лицо его приобрело красный, даже бордовый, оттенок, и он сердито забормотал:
