Здесь пригодились лампы Фрезена, «лампы памяти», как их иногда называли. Они применялись в межконтинентальных ракетах и системах регулирования уличного движения, как например, в Лос-Анджелесе. Объяснять их устройство нет нужды: наверное, даже в лабораториях «Белл Корпорейшн» не все разбираются в этом. Коротко, суть их действия сводится к тому, что вы можете вмонтировать лампу в тот или иной механизм, «показать» ему какое-то действие, а лампа «запомнит» его и в дальнейшем сможет управлять этой операцией уже без участия человека. Лампы Фрезена годились и для станков, и для управляемых снарядов, и для «Умницы Фрэнка». Нужно только вмонтировать в него некоторые вторичные цепи и его «здравый смысл». Конечно, это не тот здравый смысл, каким обладаем мы с вами (по-моему, у машины вообще не может быть ничего подобного). Это просто регулирующая цепь, «говорящая» машине: «Следи за этим в таких-то пределах, когда увидишь это – делай по инструкции». А инструкцию можно усложнить до предела – лампы Фрезена и цепи «здравого смысла» справятся с любым действием – лишь бы не было взаимоисключающих пунктов. Словом, как у имбецила, делающего на заводе картонные коробки.
Итак, надо лишь научить «Фрэнка» мыть посуду и вытирать со стола. Дальше он сам справится с этим так, чтобы не бить тарелки.
Рядом с первой лампой можно воткнуть вторую – и он сможет пеленать младенца, причем никогда не сунет ребенка в мойку.
Квадратная голова «Фрэнка» легко вмещала сотню ламп Фрезена, и каждая из них ведала какой-то одной хозяйственной операцией. Следовало подстраховать цепи «здравого смысла» общей предохранительной цепью – это на тот случай, если «Фрэнк» столкнется с чем-нибудь экстраординарным. Но и тогда ребенок и посуда будут в полной безопасности.
Оставалось взгромоздить «Фрэнка» на каретку инвалидного кресла – и он был готов. Он походил на помесь осьминога с вешалкой для шляп… но, боже мой, как он полировал столовое серебро!
* * *
Увидев первого «Фрэнка», Майлз для начала велел смешать ему мартини, посмотрел, как «Фрэнк» расправляется с грязной посудой (не прикасаясь к чистой), открывает и закрывает окно, сметает пыль с книжных полок.
– Многовато вермута, – сказал Майлз, пробуя мартини.
– Именно так, как я люблю. Можно научить его мешать коктейли по-твоему, а можно и так, и эдак. Мозги у него еще чистые. Он «Умница».
Майлз отпил еще глоток.
– А когда его можно будет пустить на конвейер?
– Лет десять повозимся, – ответил я и, прежде, чем он застонал, добавил:
– Упрощенную модель можно подготовить за пять лет.
– Вздор! Ты получишь все, что нужно, но через полгода модель должна быть на конвейере.
– Черта с два! Это моя модель, и она не пойдет в продажу недоработанной. Она должна стать шедевром, должна делать все, что способны вместить лампы Фрезена, а не только прибирать за кошками и умывать детей. «Фрэнк» сможет даже играть в пинг-понг, если захочет покупатель, и если он сможет заплатить за расширенную программу.
Я посмотрел на «Фрэнка». Он методично вытирал пыль со стола, причем каждую бумагу он возвращал именно туда, откуда брал.
– Правда, играть с ним будет неинтересно – он никогда не промахивается. Хотя мы можем научить его слегка мазать – введем в мозги специальную цепь. Ммм… да, именно так. Покупателям это понравится.
– Год. Один год, Дэн, и ни дня сверх этого. Я найду кого-нибудь, чтобы он помогал тебе.
– Майлз, – сказал я, – когда ты поймешь, что всеми конструкциями в нашем деле заправляю я? Когда «Фрэнк» будет готов, наступит твой черед… но ни секундой раньше.
– И все-таки вермута многовато, – ответил Майлз.
* * *
Я дорабатывал «Фрэнка», стараясь, чтобы он возможно меньше походил на разбитый мотороллер, и хозяйка могла бы похвастаться им перед соседями. Между делом я совершенствовал схему и даже выучил «Фрэнка» почесывать Пита под челюстью и поглаживать его так, как коту это нравилось. Честное слово, для этого потребовалась схема потоньше, чем у атомщиков. Майлз не подгонял меня, хотя и заходил иногда посмотреть, как движутся дела. Работал я, как правило, по ночам, после неизменного ужина с Беллой. Спал до полудня, потом ехал на фабрику, подписывал накопившиеся бумаги, посещал мастерскую. Потом снова подходило время вести Беллу в ресторан. Из кожи я не лез, помня о том, что творческая работа и так кого хочешь превратит во вьючную лошадь. К утру от меня так и несло потом, даже Пит не мог этого вынести.
Однажды, после ужина, Белла спросила:
– Ты сейчас пойдешь в свою лабораторию?
– Конечно. Почему бы и нет?
– Это хорошо. Там нас должен ждать Майлз.
– Да?
– Он хочет провести собрание всех акционеров.
– Собрание всех акционеров? Зачем ему это?
– Это ненадолго. В самом деле, дорогой, последнее время ты совсем не в курсе дел фирмы. Майлз собирается подвести итоги и обговорить наш образ действий на будущее.
– Да, я занят только проектированием. А что еще я могу сделать для фирмы?
– Ничего, дорогой. Майлз говорит, что это не займет много времени.
– А в чем дело? Он что, сам не может решить?
– Майлз не говорил мне, зачем. Пожалуйста, дорогой, давай, допивай свой кофе – и пойдем.
Майлз уже и в самом деле ждал нас. Он торжественно пожал мне руку, словно мы месяц не виделись.
– В чем дело? – спросил я.
Вместо ответа он повернулся к Белл.
– Вы подготовили повестку дня?
Одно это должно было насторожить меня, ведь, по ее словам, она не знала, о чем собирался говорить Майлз. Но это меня не насторожило. Я верил ей, черт меня побери! Она подошла к сейфу, набрала шифр и открыла дверцу.
– Кстати, дорогая, – сказал я, – прошлой ночью я не смог его открыть. Ты что, изменила шифр?
Она перебирала бумаги.
– Разве я тебе не говорила? – спросила она, не оборачиваясь. – На прошлой неделе кто-то пытался взломать его, и полиция посоветовала сменить шифр.
– Ясно. Тогда сообщи мне новый, если не хочешь, чтобы я тебе названивал среди ночи.
– Конечно.
Она закрыла дверцу сейфа и положила на стол досье.
– Давайте начнем, – предложил Майлз, прочистив горло.
– Хорошо, – ответил я. – Дорогая, наши… впрочем, ты знаешь все эти формальности лучше меня… Среда, 18 ноября 1970 года, девять часов двадцать минут пополудни. Присутствуют все акционеры – следуют имена – Д.Б.Дэвис, председатель технического совета и главный инженер. Что осталось нерешенным от прошлого совещания?
Ничего такого не было.
– Чудесно. А теперь, Майлз, выкладывай, в чем дело.
Майлз снова прокашлялся.
– Я хочу проанализировать торговую политику фирмы и предложить программу развития. Кроме того, нужно обсудить наше финансовое положение.
– Финансовое положение? Не мели чепухи. Оно превосходно и с каждым месяцем становится все лучше. В чем дело, Майлз? Ты что, не готов к докладу? Выкладывай все как есть простыми словами.
– Наша новая программа требует расширения основного капитала фирмы.
– Какая еще новая программа?
– Постой, Дэн, сейчас ты все узнаешь. Пусть Белла прочитает ее нам.
– Ну… ладно. Пусть.
Короче говоря, Майлз, как и все юристы, обожал длинные обороты. Он хотел:
a) изъять «Фрэнка» из моего ведения, передать его на конвейер и без задержки пустить в продажу…
– Нет! – остановил я Беллу, прежде чем она дошла до пункта b).
– Подожди минутку, Дэн. Как представитель правления и главный управляющий, я имею право высказываться до конца. Повремени со своими замечаниями и позволь Белле дочитать.
– Хорошо… Но учти, с первым пунктом я не согласен.
Из пункта b) вытекало, что нам не следует разбрасываться. Мы взялись выпускать вещи не менее перспективные, чем автомобили, но то, что мы уже сделали – только начало. Нам следовало увеличить акционерный капитал и соответственно расширить производство, чтобы выйти на общенациональный, а затем и на мировой рынок.
Я забарабанил пальцами по столу. Мне до смерти не хотелось становиться главным инженером большой фирмы. Тогда у меня, чего доброго, отнимут чертежную доску, а если я закуплю усовершенствованные паяльники, профсоюзы объявят забастовку. Уж лучше было оставаться в армии и дослуживаться до генерала. Но возражать я не стал.
Пункт c) пояснил, что для этого требуются отнюдь не гроши, а миллионы. Предполагалось стать дочерней корпорацией при «Мэнникс Энтерпрайзис» – передать им наши акции, активы и «Умницу Фрэнка». И хотя мы оставались при своих прежних должностях (Майлз – главным управляющим, а я – главным инженером) и приобретали акции «Мэнникс Энт.», нашей свободе приходил конец: оба мы снова должны были работать на кого-то, в данном случае – на акционеров.
– Это все? – спросил я.
– Ммм… да. Бери слово и высказывайся.
– Значит, нам предоставляется право сидеть за рулем и распевать спиричуэлс.
