познакомиться… мда, гормоны, беда с вами. Хотя почему бы и нет? Лучше уж сразу разрядить молодой организм. Ладно, а что на ноги? Пускай остроносые туфли с коричневыми гамашами и серебряными кнопками.
Кто-то может подумать, что Фениксы слишком много внимания уделяют одежде. Нет, это не так. Просто мы посвящаем свое время абсолютно всему, ибо стремимся к совершенству. Сосуд не должен уступать в великолепии содержимому. Фениксы всегда носили самую эффектную и яркую броню, украшали свои белые латы золотыми гравировками и мраморной росписью. К парадным доспехам мы крепили раскрытые свитки с летописью наших подвигов.
В коридоре чуть ли не сталкиваюсь с рыжей Феней, несущей стопку чистых полотенец. Она восхищенно распахивает глаза:
— Барин, вы прямо как столичный франт. У вас что, сегодня свидание?
— Нет, если только ты не приглашаешь, — улыбаюсь девушке.
Ее щечки мило розовеют. Затем девушка скашивает взгляд и прячет лицо за стопкой полотенец.
— Жестоко вы шутите, Арсений Всеволодович, — обиженно выговаривает мне.
Я качаю головой.
— Нет, Федора Александровна, жестоко — это считать меня неискренним шутником, — не остаюсь в долгу и обхожу опешившую девушку по кругу.
Уже на лестнице слышу, как сзади шушукается подоспевшая к подруге Дося:
— Видела его глаза? Золотыми больше не делались?
— Не делались, — вздыхает расстроенная Феня. — Только язык сделался.
— Язык? Золотым?
— Острым.
В столовой за накрытым столом уже расположилась мама в домашнем платье. Возле Елизаветы застыл стоя Тимофей. Оба хмурые. На столе, возле тарелки с варениками, лежит переносной телефон. Я бросаю взгляд на еще светящийся дисплей. Звонок завершился пять минут назад. Номер неизвестен. В свою очередь слуга и сударыня осматривают мой импозантный вид, но ничего не говорят по этому поводу. Лишь только Тимофей хмыкает:
— Сеня, ты как чувствовал, что надо собираться, — затем внезапно подмигивает. — Или к той окольцованной навострил лыжи?
— Окольцованной? — пугается мама. — То есть, к замужней женщине? Сеня, не смей! Тебе же только-только стукнуло шестнадцать! Не надо губить свою честь!
— Не пугайтесь, Елизавета Юрьевна, — Тимофей спешит успокоить госпожу. — Ничего такого. Просто у той девушки кольцо в носу. Со стразами. Это нынче модно.
— А! — отзывается Елизавета, выдохнув. Но тут же хмурится. — Арсений, ты уверен, что наследнику рода подобает встречаться с особами, столь легкомысленно одевающимися? Тебе обязательно с ней видеться?
— Не обязательно, матушка, — покладисто отвечаю.
Похоже, оба подобным разговором снимают стресс.
— Свиридовы звонили? — сразу догадываюсь.
— Они, скоты, — не сдерживается Тимофей и тут же замолкает от строгого взгляда барыни.
— Сеня, глава рода Анатолий Свиридов требует нас немедленно явиться с извинениями к нему в усадьбу, — грустно сообщает Елизавета.
— За что же я должен извиняться? — интересуюсь.
— По словам Анатолия, за то, что сломал руку его сыну.
Мне становится смешно. Ибо, как говорят аборигены, овчинка выделки не стоит.
— Подобный перелом же лечится одним мановением руки Целителя. В чем проблема?
Да, я уже изучил основные разновидности стилей войстези — системы духовных умений и практик манипуляций живы. Еще в Российской Империи ее называют саммо или самооборона ментальным оружием. Так вот, Целители — это настоящие кудесники. Они, буквально, способны вытащить человека из клыков смерти. Стиль Троян излечивает любую рану, любое физическое повреждение. Главное, чтобы раненому повезло, и Целитель вовремя успел к нему. Вот Арсению не повезло. Когда в Москве его травмировали, Целителя поблизости не оказалось. Поврежденную мышцу ноги не успели восстановить, и она отмерла. Когда же Целитель наконец подъехал, восстанавливать было уже нечего — врачи удалили мертвую мышцу.
— Сеня, дело не в тяжести травмы, — вздыхает мама. — Дело в чести, по словам Анатолия.
— Придраться к тебе хотят, барин, — подтверждает Тимофей. — Обвинить в намеренном оскорблении члена рода. И под этим предлогом высосать у твоей матери завод или дом. Их не волнует, что ты защищался. Никто не подтвердит это. Там из свидетелей были только слуга Свиридовых, да еще тот дворяненок, которого ты купаться заставил.
— Еще Степка.
— Будет молчать твой Степка, — отмахивается наш мастер на все руки. — Он сам сказал, что у него отец батрачит на фабрике Свиридовых. Прижмут мужика, пригрозят увольнением, тот сразу велит сыну заткнуться, а заупрямится — ремнем отхлещет.
— Что будет, если мы не придем к Свиридовым на поклон? — спрашиваю мать.
— Анатолий сообщил, что вызвал земского исправника Юрия Давыдычева. Он хочет присутствовать на нашей встрече, чтобы дать нам возможность мирно решить вопрос. Если мы не явимся или на встрече откажемся «извиняться», исправник согласует проведение заседания Нижнего земского суда. Суд мы скорее всего…
— Проиграем, — догадываюсь по ее печальному тону.
— Два из четырех земских заседателя — друзья — не друзья, но хорошие знакомые Свиридовых, — столбовая дворянка опускает голову.
Что-то она совсем поникла. Сейчас подбодрим грустную сударыню.
— Есть третий вариант, мама, — в моих словах звучит бодрящая сила, голос испускает почти физическую харизму, заставившую Елизавету выпрямится и гордо расправить плечи. Усталое выражение красивого лица разглаживается, теперь передо мной сидит знающая себе цену аристократка. — Мы покажем, что Свиридовы устроили корыстный фарс, и Давыдычев откажет подлецам в суде.
— Как ты думаешь это сделать? — хлопает глазами Елизавета.
— Решу на месте, нам пора выдвигаться, — бросаю взгляд на настенные часа. — Захвати справки с больницы о моем увечье.
— Хорошо, но они вряд ли понадобятся. На встречу так же придет доктор Николай Амосов. Если вдруг что, он подтвердит твою травму.
— Понятно. — Амосов следил за состоянием Арсения, когда его привезли в Тверь. Видимо, он также лечащий врач у Свиридовых.
В машину садимся через пятнадцать минут. Я заставил маму переодеться, даже указал, какой стиль одежды выбрать, и она преобразилась в строгую леди.
