кажется? С его помощью ценность подводных лодок можно будет совершенно нивелировать. Особенно если дополнить сонар на эсминцах патрульными самолетами. С неба очень хорошо видно подлодки, даже идущие на перископной глубине. Все это низводит страсть наших французских друзей к сущей нелепице. Ну настроят? Ну и потонут. При должном подходе — подводные лодки — просто расходный материал либо крайне узкое, специфическое средство.
— Вы далеки от флота.
— Возможно. Но в чем же я не прав?
— Атлантика большая. Бегать по всей Атлантике и ловить подводные лодки крайне сложно, даже применяя самолеты и сонары. Сложно и дорого.
— А зачем это делать? — выпучил глаза Фрунзе, всем своим видом давая понять, что услышал только что феерическую глупость.
— Как зачем? — насторожился собеседник.
— У французов разве так много морских баз? А корабль без базы — это просто дрейфующий кусок железа. Рядом с ними подводные лодки будут находиться на достаточно компактной территории. Ну а дальше, вы, я думаю, и сами догадались. И если это говорю вам я — сухопутный командир и для вас это откровения, то можете быть уверены — ваше адмиралтейство пора чистить от балласта.
Англичанин промолчал.
Поджал губы и промолчал. Однако «на ус намотал» сказанные слова. В том числе и о том, что в СССР знают о секретных исследованиях. И не придают им никакого значения, обсуждая как что-то само собой разумеющееся. Что было и обидно, и в чем-то даже страшно. Ведь получается, что английская контрразведка совсем мышей не ловит.
С итальянцами, французами и японцами он беседовал с других позиций, стараясь уже задеть их амбиции. Дескать, как подлые «янки» и «лайми» смеют унижать их великую нацию, ограничивая во флоте столь позорным образом?
И так по кругу.
Во время предварительных консультаций.
Фрунзе подначивал и провоцировал. Стараясь при этом наступить на самые больные мозоли. Где-то льстил. Где-то язвил подтрунивая. Где-то обращался к здравому смыслу и холодному расчету. В общем — играл свою роль, подготавливая переговоры.
И вот — они наступили.
И… завершились. Быстро. Просто стремительно. Потому что особых противоречий ни у кого не наблюдалось. Их удалось утрясти ДО самих переговоров, так как формат, предложенный Фрунзе устроил всех.
Точнее немного не так.
Противоречия были. Много. Веских. И, будь воля участников конференции, они бы сцепились самым отчаянным образом. Но в данной конкретной ситуации их интересы чудесным образом совпали. Где-то настоящие. Где-то мнимые. А где-то и голые амбиции, которые, как известно, иной раз могут «довести до цугундера».
Так или иначе, но англичане и американцы согласились пойти на равные «тарифы» по размеру флота для всех участников договора. Японии, Италии и Франции же приняли новую классификацию флота[1] и новую систему лимитов. Причем, в отличие от Лондонского морского договора 1930 года, который пока не состоялся, и, вероятно, не состоится, эти самые ограничения ужесточились, а не смягчились. Попущением стало только то, что после десяти лет службы любой капитальный корабль можно было заменить на новый. Остальные — по желанию. Хоть каждый день. То есть, договор выходил не только и не столько инструментом ограничения морских вооружений, сколько инструментом регламентации перевооружения.
Другим интересным решением стало введение нового подхода к оценке флотов. С одной стороны, вводился полный тоннаж, одинаковый для каждой из стран-участниц. И его превышать было нельзя. С другой стороны, устанавливались ограничения по каждому отдельному классу и их совокупный тоннаж втрое превышал полный. Что вынуждало каждую страну делать сложный выбор в пользу приоритетов — что конкретно строить.
Несколько странный подход. Но он, на удивление, удовлетворил всех. Так как позволял устранить одно из главных противоречий. Дело в том, что, например, американцы были заинтересованы в увеличении количества тяжелых крейсеров, а англичане и французы — легких. Из-за чего каждая сторона пыталась расширить интересующую ее сферу. Предложенный же Фрунзе подход позволял эту трудность устранить. Теперь каждый мог самостоятельно решать — чего и сколько строить, имея довольно серьезную «вилку» возможностей.
Ну и главное — Советский Союз также подписывал и ратифицировал этот договор. Беря на себя все вышеописанные обязательства.
Чистая формальность.
Он даже теоретически был не в состоянии выполнить их. Это выглядело вроде запрета карасю управлять паровозом. Во всяком случае именно так Фрунзе ситуацию и воспринимал.
Но дело было сделано.
И только после того, как Франция и Великобритания полностью списали с СССР всякие долги Российской Империи. Вообще все. Как государственные, которые просто аннулировали, так и частные, которые частью признали недействительными, а частью, разумеется, меньшую — «выкупили» через выдачу государственных ценных бумаг.
Заграничное государственное имущество Российской Империи и конфискованные золотовалютные средства возвращать не стали. Поступили иначе.
Это все оценили.
И под него выдали долгосрочных государственных облигаций. Дисконтных. По номиналу. Чтобы через двадцать лет их можно было предъявить к погашению или свободно продать на рынке, если уж не в терпеж.
Не очень красиво.
Но свободных средств ни у Великобритании, ни у Франции попросту не имелось в таких количествах. И иначе они поступить не могли. В том числе и потому, что там «набежало» где-то около трех миллиардов рублей. Слишком много. А через двадцать лет, либо мул сдохнет, либо падишах, как говаривал Ходжа Насреддин.
Имущество же царской семьи «внезапно» оказалось юридически записано на третьих лиц. И эти самые персоны им просто пользовались, безвозмездно. Официальная версия — его заложили, чтобы поддержать соотечественников в эмиграции. И выходило, что Романовы нищие и брать у них нечего. Что никак не мешало жить на широкую ногу.
— Крысота… — старательно проговаривая каждую букву, тогда произнес Фрунзе. Потому что не знал, как еще это назвать.
Впрочем, кое-что они конечно вернули. Некоторые драгоценности. Суммарно где-то на пару десятков миллионов рублей. Что на фоне тех титанических сумм — ни о чем.
Но главное было сделано — и Великобритания, и Франция признали полное отсутствие финансовых претензий к СССР. Более того, сняли, во всяком случае формально, все установленные ими санкции на сотрудничество с молодой советской республикой. Что автоматически снимало ограничение на покупку товаров из Союза, которые раньше приходилось продавать по разным хитрым схемам с заметными финансовыми потерями.
Понятно, что кроме этих двух стран, какие-то долги имелись и перед другими. Но объем этого совокупного долга был настолько не существенен, что Фрунзе легко и просто оплатил его облигациями. Теми самыми, что ему щедро отсыпали англичане с французами.
И их еще осталось.
Много.
Но, помня из прошлой жизни, что держать такой «токсичный актив» было слишком опасно.
