Павел Павлович свой не богатый инструментарий пересматривал и в курс дела меня вводил.
— Высоковские, Ваня, колы любят. Наши — тростки, о они — колы. По два метра, да ещё с одной стороны заострённые. Мочат их в специальном рассоле из брусники… Такие вокруг шеи обовьются, а не сломаются. Ударишь таким, а он залипает…
Павел Павлович виртуально продемонстрировал работу с колом. Видно было, что в этом деле он не одну собачку скушал.
Ой, товарищ, мой хороший
До чего ж ты догулял?
Посередь широкой улицы
На ножике завял.
— Нет, тростки у них тоже имеются, но подлые. Железные, кованые. Шестигранные, а по форме как клюшки. Тюкнут такой по голове и отлетела душенька…
Опять последовала демонстрация от Павла Павловича. Как будто он железной тросткой кого-то по головушке охаживает.
Эх, братан, там мой, товарищ,
Еще бьется на кругу.
Устает ужо, подикось.
Я чуток лишь подмогу.
— Как-то летом высоковские с уездными что-то делили… Идут у них по городу, по булыжной мостовой всей артелью, тростки свои кованые волочат. Говорят, что за три версты шум и гром стоял… Пугали так они уездных, на нервы им давили…
Тут Павел Павлович что-то витиеватое правой рукой в воздухе изобразил. Наверное, это и изображало давление на эти самые нервы…
Эх, кистень моя игрушка,
В лихом бое за дружка.
Ты колися черепушка— -
Басурманска голова.
— А, вот с кистенями они слабы… — Павел Павлович сам себе покивал головой. — Федор наш в этом деле большой мастер… Да, поди и не потребуется это… Слышал, Агапит опять из больницы сбежал. Его наши с собой и берут. Шепнут ему заветное словечко и полетят клочки по закоулочкам…
Выдал Павел Павлович мне военную тайну… Ой, выдал…
Эх, дубинный бой, свестящий
Кол дубовый заводи.
На дубинушки ходивши
Истоптал я сапоги.
— Агапита они не ждут… Не знают, что он в село вернулся… Федор сказал, что в больнице ты работал. Вот и помогать мне будешь…
А, что, я — готов.
Мы урядника бивали,
Станового ладим бить.
Нам с тобою, друг-товарищ,
Голов буйных не сносить.
Как умру похороните,
В огороде во грядах.
Пускай милочка попляшет,
Во холодных во ногах…
(Приведенные частушки на бой — из разных источников, в основном — из собрания Андрея Владимировича Грунтовского)
Глава 14 На пятачке
Вот, если честно, не сильно лежала душа Федора к большой войне с высоковскими…
С ними они и так враждовали. Ну, скот там угонят или зарежут, избу-другую сожгут… Подерутся до крови и проломанных голов.
Бывало и резали артельных… С той и другой стороны.
Вы у нас зарезали, дак и мы вашего зарежем…
Тут же Егора зарезали. Гармониста. Это уже другой коленкор.
Народ возбудился.
Хотя, кто зарезал? Муж оскорбленный. Вот то-то…
Не просто всё. Тут с какой стороны посмотреть. А, сторон-то — не одна…
Может до общего боя и не дойдёт? Там же убитых возами возить придётся…
Вызовет Федор высоковского атамана, жизни лишит его и на этом всё…
Ой, едва ли…
Вон как, все старые обиды вдруг разом вспомнили, чуть не столетней давности.
Федор боя не боялся, мужиков ему было жалко. Своих и чужих. Все они наши, вятские. Бабы и детишки ещё без кормильцев останутся. Только-только от холеры стали в себя приходить, сколько десять лет назад народу перемерло… Просмоленные гробы до сих пор перед глазами стоят…
Так… Высоковские уже на месте… Много их. Больше бойцов у высоковских… Ничего, Агапит один половины их стоит… Два подшалимка-подносчика специальные топоры ему несут… Напьются, ой напьются сегодня они кровушки… Не дай Бог…
Высоковские рядками стояли. В центре атаман с помощниками. Все они Федору знакомы. Впереди расписные. Охочи они у высоковских до боя. Вон и задира их, но сегодня не его день… И не гармониста.
Сам Федор через минутки считанные вперёд выйдет, полушубок с плеч скинет, нож, что на поясе сейчас, перед высоковским атаманом в землю воткнёт. С головой медведя на рукоятке. Не просто так тут медведь. Не для баловства и медвежью шкуру на плечи при вступлении в артель молодые парни накидывают, пляску горбатого на пятачке исполняют…
Ещё Федор рубаху снимет, покажет, что бой будет на смерть, даже не увечный…
Артель во многом на атамане держится. Может он быть и не самым лучшим бойцом, главное — уметь выводить своих из всех затруднительных положений. Может и теперь так у Федора получится?
Сейчас Федор нож в землю воткнёт и покажет, что на тростках биться он с атаманом высоковских желает. Тот не откажется. У него позиция-то сразу сильнее. Тот, кого вызывают, может любые удары наносить, а кто вызывает — только своей тросткой защищаться, а атаковать одними ногами.
На это и расчёт. Дедушка Федора учил крепко. Ногами убивать. Кстати, об этом мало кто знал, а кто узнавал — рассказать уже не мог.
Тишина стояла над артелями. Иногда только у кого-то под ногой снежок скрипнет.
Федор вышел, атаману высоковских кивнул, нож в землю воткнул.
Высоковский атаман рот скривил, навстречу Федору шагнул. Тростку он для боя с переводом держал. Тут, кто как любит. Кто подорожную технику использует, когда тростка сжимается обратным захватом за верхний конец, как её держат путники, кто хвастание предпочитает — тут уже прямым хватом тростка берется за один конец, а вторым по противнику бьют… Высоковский атаман тростку за середину держал.
Ну-ну…
Федор на месте стоял.
Высоковский атаман к нему неспешно приближался…
Эпичного боя никто не ждал. Всё должно быстро закончиться…
Тут ведь, не греки какие-то под стенами Трои будут биться. Это ещё Иваном Барковым было замечено.
С своей, Гомерка, балалайкой
И ты, Вергилишка, с дудой,
С троянской вздорной греков шайкой
Дрались, что куры пред стеной.
Забейтесь в щель и не ворчите,
И свой престаньте бредить бред,
Сюда вы лучше поглядите!
Иль здесь голов удалых нет?
Бузник Гекторку, если в драку,
Прибьёт как стерву и собаку.
Классика и светоча отечественной литературы из стоящих сейчас друг против друга никто не читал. Так, из практики о скоротечности предстоящего боя знали.
Высоковский атаман ещё шаг сделал. Тут Федор как капелька расплавленного свинца чуть-чуть плавно ближе к противнику перетёк, мелькнула нога, сломанные рёбра высоковского проткнули его сердце.
Глава 15 Бой
Высоковский атаман как со всего маху на каменную стену налетел.
Не вскрикнул.
Даже, понял ли, что случилось?
На спину рухнул.
Его тростка сиротинушкой из мёртвой руки выпала и покатилась, покатилась, покатилась…
Артельщики, что с той, что с другой стороны, оторопели.
Что, всё?
Уже?
Тишина над пятачком почти зазвенела…
Всё.
Всё?
Всё… Хрен там…
Бугай своих расталкивая к Федору стал пробираться. Не самый первый расписной он у высоковских, но боец не из последних.
В каждой руке по ножу.
Шапки нет.
Глаза дикие.
Губа до крови закушена…
С него началось. Он Егора-гармониста жизни лишил. Жену зарезал…
Бледен расписной как покойник.
Вот уже три шага ему до Федора…
Два…
Тростка атамана чуть ниже кадыка шею Бугая пробила. Точнехонько впилась, куда была направлена.
Бля…
Поединком дело не обошлось. За Бугаем другие высоковские бросились.
Кум Никола сердцем чуял — быть сегодня большой крови. Тогда уж, пусть чужая она будет, не наша. Поэтому, у подшалимков топоры принял, в руки Агапиту их вложил. С уважением двоих расписных за руки тронул — чуть в стороны попросил разойтись. Братика любимого, что Бог болезнью наказал, в первый ряд поставил.
Зря на Агапита наговаривают… Не злой дух в него вошёл, божье это наказание…
Агапит пока смирёный был. Всю дорогу до пятачка ни слова не проронил. Не улыбнулся. Одно, как топоры взял, словно взвесил их, поудобнее для себя перехватился. Не как брат ему их сунул…
Ещё Бугай согнувшись хрипел и за горло держался, не упал пока, а сбаламученные им высоковские первые шаги в сторону артели Федора делали, кум Никола заветное слово на ухо Агапиту шепнул.
Тот до этого момента стоял, чуть-чуть как гибкий ивовый прутик на ветру покачивался, как будто перед носками своих сапог
