— Сроку вам сутки. Если вы через двадцать четыре часа не возьмете город, я лично добьюсь у верховного главнокомандующего для вашей дивизии почетного наименования «Пропойской».
Кто бы сомневался, что после такого обещания немцы из города были буквально вынесены морячками. С опережением графика на два часа.
Так что награды разными бывают. Мне вот за эту где-то стыдно, хотя и понимаю, что наградили не меня лично, а мой статус наследника престола. Не столько им я сам нужен, сколько орденская организация в моем королевстве.
Но вот зачем она им? Пока неясно.
Глянул мельком по лицам своих людей. Смешков и глумливых взглядов не заметил. Серьезно все воспринимают и вроде даже как гордятся мною.
Если так, други, то вам и начинать мою наваррскую опричнину под знаком Горностая. Герцог думает, что сильно меня ограничил дюжиной рыцарей, но он ошибается. Рыцари чести Горностая будут у меня комтурами*, орденскими баннеретами, а реальными башелье ордена станут орденские сержанты. И для того, чтобы ими стать золотые шпоры нужно будет уже иметь. А еще слуги могут быть в Ордене, минестериалы и фамильяры — для людей незнатных.
Вот так-то вот. Мы-то дураки, а вы-то нет?
Принял я шкатулку с грамотами и знаками из рук у герцога. Кивком головы подозвал оруженосца своего Филиппа и передал ему на хранение этот презент из Нанта.
И только собрался вернуться на свое место, как герцог мне снова шепнул.
— Стой на месте. Обернись.
Между шпалер заинтригованных придворных к нам медленно и торжественно шла моя тетя дюшеса. За ней две очень неплохих на рожицы фрейлины несли на бархатной подушечке с кистями по углам походную корону инфанта. Восемь золотых трилистников на ободе, шириной в два пальца, вперемешку с имитацией жемчужин, крытые шапочкой из красного бархата. Драгоценных камней на этой короне не было — она же походная, сиречь облегченная. Грамм на двести, не больше. Максимум триста.
— Мы с мужем решили по-родственному восстановить похищенную у тебя в Плесси-ле-Туре корону, ибо негоже тебе путешествовать без нее. Позволь мне надеть ее на тебя, — проворковала заботливая тетушка.
Фрейлины поднесли подушечку герцогине, подав ее в реверансе, — как жаль, что декольте еще не в моде. Тетя сняла с подушки корону и двумя руками подняла ее выше головы.
Я слегка наклонил голову.
Дудки вам, — подумал я, — коленопреклоненным свою же корону ни от кого, даже от родной тети принимать не буду. А то еще они и вассальной клятвы от меня захотят.
Обломись, тетя.
Родство — родством, а власть врозь.
Тетя Маргарита, приподнявшись на цыпочки, с укоризненным взглядом попыталась надеть на меня корону. Но это у нее не получилось — ростом не вышла.
Тогда я по примеру Наполеона Бонапарта, взял из ее рук эту корону и водрузил себе на голову.
Сам.
На этот раз победа.
А сколько еще таких ловушек расставлено для меня, во вроде бы невинных, но очень символичных для жителя XV века жестах, я даже представить себе боюсь.
После водружения короны мы с тетей троекратно облобызали щеки друг друга, а ее фрейлины, легким приседом изобразив, что они якобы стали на колено, разом поцеловали мои руки. Одна фрейлина — правую, другая — левую. С чувством приложились, не номер отбывали.
На этом церемония кончилась. Если не считать легкого фуршета на пару бокалов вина и нескольких взаимно-похвальных тостов. Со всеми при этом шапочно перезнакомился. Но ночевать во дворце под благовидным предлогом мы отказались.
Вроде все повидали.
Все да не все. Законную любовницу герцога кавалерственную даму* Антуанетту я так и не удостоился лицезреть.
Обратно город проезжали в сопровождении сенешаля графа де Пентьевер. Иначе бы нас просто не пустили в ворота — солнце уже зашло.
Сопровождали нашу кавалькаду двенадцать пажей с факелами и копье сержантов гвардии дюшесы. Наверное, не у одного бюргера, унимавшего повышенное сердцебиение, заставил спросонья креститься грохот, который издавали наши кони и доспехи в ночной тишине.
Шкатулку с орденскими знаками вез Филипп, сопровождаемый по бокам двумя жандармами в полном облачении. Даже кони в латах. И пики вздернутые подвысь.
Я в этот раз двигался в колонне один, прямо за сенешалем, так и не сняв корону и мантию. И неторопливо размышлял, что одну королевскую регалию я уже обрел. Повысил, так сказать, свой левел. Столько горностаевых хвостов на этой орденской мантии, что такого количества не найдется у королей Арагона и Кастилии разом. Да и с цветом — Наваррским и Вианским, тетя мне наверняка нарочно подгадала, чтобы было мне, в чем короноваться в Помплоне, несмотря ни на какие препоны. В том числе и возможную кражу мантии недругами. Как сказала тетя на прощание — мантия такая там всего одна. А без нее коронация не коронация.
Ночь.
Абсолютно темный город.
Тонкий серп луны, мелькающий между сине-черными силуэтами крыш, труб и флюгеров. Звездное небо над городом.
Темные ущелья улиц.
Факельное шествие мрачных всадников в стальных доспехах, на которых играли блики от трепетавшегося открытого огня. Приглушенные цветные пятна котт, попон и султанов. Эта мрачная эстетика в стиле Чюрлениса отдавалась в сердце моем неосознанным еще чувством сопричастности меня с этим временем. Быстро же я в него вписался. Как и не было у меня долгой жизни в стране под названием СССР и в ее огрызке под названием Эрефия. Сердце трепетало, как у мальчишки, разбрасывая по телу жаркое томительное волнение.
За мной идут мои воины.
Это я их вождь!
Это для меня этот почет!
Эти люди готовы умереть, чтобы я, а не кто-то другой сел на трон их страны.
Вправе ли я не оправдать их ожиданий?
Пролетевший над нами нетопырь с испуганным криком метнулся в сторону и чуть не убился об стену.
К чему этот знак в моей судьбе? Спросить бы авгура*, который бы все растолковал, так ведь нет их уже тысячелетие. Сгинули вместе с античным Римом. И не будет мне ауспиций*.
Обходись без помощи высших сил.
Сам.
Все сам.
Да ведет меня русский Авось* по этому минному полю.
Гостиница встретила нас не только новой вывеской — две золотые короны на красном поле, но и неожиданно полной иллюминацией двора посередине ночи. Факела откуда, только не торчали, заливая округу относительно ярким светом.
Не доезжая до ворот, нас грубо окрикнули и под прицелом арбалетов* заставили опознаться. Только после этого воротные створки нехотя стали раздвигаться.
Что такого с вальяжными кантабрами* могло случиться, что они службу несут как в образцовом кремлевском полку?
