— По расчёту штурмана, к месту погрузки угля, близ пролива, мы прибудем уже затемно….
— Так и рассчитывалось… согласно милям и времени.
— Прикажете производить погрузку угля ночью?
— Да, — адмирал снова рассматривал на карте начерченную им линию курса и пометки ключевых точек.
Почувствовав, что адъютант мнётся, поднял неожиданно цепкий взгляд:
— Что-то ещё?
— Среди экипажа… нижние чины…. Волнения!
Адмирал выжидающе глядел.
— …ропщут, что на погибель их в стужу и льды непроходимые ведём….
От Рожественского не укрылась вопросительная интонация офицера, как будто он сам сомневался.
— Смутьянов выявить и в карцер, — сверля глазами, выцедил адмирал, — кто смеет и дальше засомневаться — в карцер.
Затем остановил деревянно ответившего "есть" офицера. Встал в свой немаленький рост, слегка нависая:
— Я такой же, как и все. И иду на острие. Во главе! Не прячась за спинами. И верю в нашу победу. И знаю! Так и передайте…. Ступайте!
Но пессимистическое настроение бродило не только среди нижних чинов. И в офицерских кают-компаниях велись разговоры о далеко не радужных перспективах. При этом у господ, как правило, не было проблем с разнообразием напитков, и они усиленно отдавали предпочтение алкогольным.
Узнав об этих брожениях умов, Рожественский в бешенстве запретил употребление спиртного.
После адмиральских репрессий, в той или иной мере прокатившихся по кораблям и судам эскадры, экипажи попритихли. С сомнением косились на буксируемый "Ермак". Бродили острожные слухи с надеждой о "большом американском ледоколе".
* * *
К месту, где на карте командующий размашисто и неразборчиво поставил пометку "конеч. бункр. HAPAG" эскадра прибыла засветло. *
Произошёл сеанс связи по "искровой" с "Ямалом" — пока всё шло по плану, с учётом присутствия британского соглядатая.
*(HAPAG — Hamburg-Amerikanische Packetfahrt-Actien-Gesellschaft.Точное название немецкой компании обеспечивающей доставку угля.
От автора: Что означат "конеч. бункр" не знаю — почерк у Рожественского неразборчив. Предполагаю, что "конечная бункеровка".)
В Карском море, по воле ветра, лежащее севернее поле льда-однолетки (не более полуметра толщиной) спустилось к югу. "Откусывая" он него куски льда и мелкие фрагменты, ветер, гнал их через пролив из Карского моря в Баренцево. Большинство этих обломков сносило к материку. Но в проливе — близость берегов и талых вод рек способствовали тому, что вся эта снежная каша и битый лёд смёрзлись в неоднородную массу, перекрыв Карские ворота сплошным покровом.
У южной оконечности архипелага Новая земля, где высокие скалы отсекали воздушные потоки, образовав зону затишья, вода была чистая, покрытая лишь рябью.
— Вот здесь станем на якорную стоянку под бункеровку. Гряда закроет нас от ветра и волны. И глубины, как видите там приемлемые.
Рожественский собрал на флагмане походный штаб. Стоял у стола, склонившись над картой, указывая на точку с юго-западной стороны архипелага, вблизи мыса, отмеченного как Кусов Нос.
Пока офицеры изучали место и обсуждали меж собой обстановку, адмирал повёл карандашом последующий путь эскадры, отметив для себя (в который раз) наличие двух банок в проливе.
"Ледокол пришельцев стоит тут, за островом Вайгач, — Зиновий Петрович вспомнил пояснения Коломейцева о происхождении его названия — от ненецкого "Вай Хабць", что переводилось, как "остров страшной гибели", — надеюсь, сие не символично.
Времени у нас на уголь — вся ночная вахта. Достаточно. Учитывая, что следует всего лишь дозагрузиться. За тёмное время суток "Ямал" пробьёт канал, удалившись за пределы видимости.
Следом, с рассветом пойдём и мы. Будем надеяться, что у английского капитана хватит здравого смысла".
Немцам о решении дислокации якорной стоянки "отбили" флажками. Но те, видимо остерегаясь подводных скал вблизи берега, двинулись только после того как русские пароходы заняли свои места.
Броненосцы стали чуть мористее, грома #769; дясь серыми тушами в линию, отдав носовые и кормовые якоря.
Уголь перегружали борт в борт, пользуясь стрелами для подъёма гребных судов — на "немцах" мешки укладывали в сетки, краном поднимали и переносили на соседнюю палубу. Но и привычным методом мудохались, перевозя на катерах от судна к судну.
Матросы, разгорячённые от работы, нет-нет, да и косились на заснеженные скалы островов архипелага — с одной стороны суша, с другой безрадостный нелюдимый пейзаж. Однако тяжёлая работа не оставляла времени для долгих раздумий и мрачных мыслей.
День тем временем медленно угасал, уступая время короткой ночи. На кораблях врубали освещение, прожектора.
За всей это иллюминацией наблюдали с британского крейсера, подобравшегося на 20 кабельтовых.
"Целеустремлённо и основательно, — оценивал движение русских кэптен Айзек Эванс, — как будто не в диких нехоженых северных далях, а у себя на рейде в Кронштадте. Всё под лучами прожекторов, на виду. Перемаргиваются огнями ратьеров, трещат кодом Морзе. Придерживаясь, правда, шифрования. Так и хочется сказать: "ну-ну". Хм…, не сказал….
Но ведь подумал…".
* * *
Закончили оперативно. Раньше срока. "Немцы" облегчились и неторопливо отвалили в сторону, оставаясь в пределах тихой заводи.
Русские выстраивались оговоренным порядком, начиная движение к проливу.
"Ермак" наконец избавился от своего унизительного положения "буксируемого", занял место в голове.
Походную колону по настоянию Коломейцева немного перестроили.
При всём желании, чередовать бронированные корабли с тонкобортными пароходами, по причине отсутствия "Ямала", не получилось… и за "Ермаком" шёл "Суворов". Замыкал строй "Ослябя".
— Обратите внимание, — заметил Игнациус, отняв взгляд от бинокля, косясь на командующего, — немцы не спешат уходить…. Хотят поглядеть на представление.
— Дадим им разик из "салютной"? — Предложил неизвестно чему радующийся Коломейцев.
