— Вы называете вашу веру истинной христианской только потому, что считаете нашу веру ложной? — Голос инквизитора не повысился ни на полтона. — Интересно. Но я спрашивал вас не о том. Мой вопрос: не воспринимали ли вы когда-либо других верований, кроме тех, которые считает истинными римская церковь?
— Я искренне верую в то, во что верует римская церковь и чему она публично поучает нас, — твердо ответил д’Альбре.
— Забавно вы отвечаете на простой прямой вопрос, сын мой. Но я готов признать, что в Риме есть группа лиц, принадлежащих к вашей секте, которых вы называете римской церковью.
— Я верую, искренне верую, во все то, во что должен веровать христианин, — взволнованно произнес влиятельный феодал, ни на секунду не забывающий о своем величии даже в узилище.
— О, эти хитрости я знаю, им, поди, уже лет четыреста, если не больше. Вы думаете, что христианин должен веровать в то, во что веруют члены вашей секты, ложно называющие себя христианами, так паче того — истинными христианами. Но мы теряем время в подобной казуистике, сын мой. Пока еще… сын мой. Скажите прямо: вы веруете в Святую Троицу?
— Верую, святой отец.
— Уже лучше. А веруете ли вы в Иисуса Христа, родившегося от Приснодевы Марии? Сына страдающего, воскресшего и телесно вознесшегося на небеса?
— Верую! — ответил д’Альбре несколько быстрее, чем для того требовалось бы.
— Веруете ли вы, что во время мессы, совершаемой священнослужителями, хлеб и вино божественной силой превращаются в тело и кровь Христову?
— Да разве я не должен верить в это?
— Вы маран? — В голосе инквизитора прорезалась ирония.
— Никогда им не был, — возмутился д’Альбре.
— Почему тогда вы отвечаете вопросом на вопрос? Все же вы не на дружеской посиделке находитесь, а на допросе в трибунале инквизиции, и я прошу вас об этом не забывать. Хотя у нас пока еще не само следствие, а так… дознание, — все таким же ровным голосом сделал выговор инквизитор. — Так вот: я вас спрашиваю не о том, должны ли вы веровать, а о том, веруете ли вы.
— Я верую во все то, чему нам приказываете веровать вы и хорошие ученые люди. — Д’Альбре, удовлетворенный своим достойным ответом, гордо скрестил руки на груди.
— Эти хорошие ученые люди принадлежат к вашей секте? Получается, если я согласен с ними, то вы верите мне, а если же нет, то не верите, — все также ровно вопрошал его францисканец.
— Святой отец, я охотно верую, как вы, если вы поучаете меня тому, что есть хорошо для меня, то я в это верую.
— Интересная трактовка. Получается, что в моем учении вы считаете для себя хорошим то, что в нем согласно с учением ваших хороших ученых людей. Вы же поставили между нами тождество.
— Святой отец, я простой воин, — заволновался д’Альбре. — Я не силен в казуистике и схоластике. Задавайте мне простые вопросы, и я искренне вам отвечу на них.
— Будь по-вашему, сын мой. Верите ли вы в то, что на престоле в алтаре храма находится тело господа нашего Иисуса Христа?
— Верую этому!!! — резко вскрикнул д’Альбре и истово перекрестился.
— Угу… — покачал головой инквизитор. — То есть вы знаете, что там — в алтаре, есть тело и что во всех церквях все тела — суть тела нашего Господа. Я спрашиваю: находящееся там тело есть истинное тело Господа, родившегося от Девы, распятого, воскресшего и взошедшего на небеса во времена римского императора Тиберия Цезаря и прокуратора Иудеи всадника Понтия Пилата?
— А вы сами-то верите этому? — с подозрением переспросил д’Альбре инквизитора.
— Вполне, — подтвердил францисканец.
— Я тоже верую этому, — с радостной улыбкой заявил д’Альбре.
— Иными словами, сын мой, вы хотите сказать, что вы верите тому, что я верю. И при этом утверждаете, что вы простой воин и вас никто не учил софистике?
— Если вы хотите перетолковать все мои слова по-своему, а не понимать их просто и ясно, то я не знаю, как вам еще говорить. Я человек простой и темный и убедительно прошу вас не придираться к моим словам.
— Если вы простой человек, то и отвечайте просто, а не виляйте из стороны в сторону.
— Я готов, святой отец, спрашивайте.
— Тогда не угодно ли вам поклясться на святом Евангелии, что вы никогда не учили ничему несогласному с верою, признаваемою нами истинной.
Как побледнел д’Альбре, стало видно даже под неверным светом наполовину прогоревших факелов.
— Если я должен дать присягу, то я… готов поклясться, — выдавил из себя он.
— Я вас спрашиваю не о том, должны ли вы дать присягу, а о том, хотите ли вы ее дать? — уточнил инквизитор.
— Если вы приказываете мне дать присягу, то я присягну. Я благородный человек, и мое честное слово до сих пор не подлежало сомнению.
— Ну что вы за человек такой, всё у вас не слава богу… Ни слова у вас в прямоте. Я не принуждаю вас давать присягу, ибо вы, веря, что клясться запрещено, свалите этот грех на меня, который якобы принудил вас к нему. Но если вы сами искренне желаете присягнуть, то я приму вашу присягу.
— Для чего же я буду присягать, раз вы не приказываете мне этого? — упорствовал д’Альбре.
— Для того, чтобы снять с вас подозрения в ереси. Нет, вы точно если сам не конверсо, то потомок конверсос. Все может быть на этом свете, возможно, какая-либо дама из вашего рода и согрешила с иудеем… — Монах впервые позволил себе усмешку. — Еше раз напоминаю, что вам недопустимо задавать вопросы инквизитору. Следует только отвечать на вопросы, которые вам задает инквизитор. Здесь вы обвиняемый, а не мы.
— Без вашей помощи, святой отец, я не знаю, как приступить к этому, — понуро сказал д’Альбре, проглотив оскорбление от фра Фаддея, который его на что-то провоцировал.
— То есть вы утверждаете, что никогда не давали присяги и не знаете, как это делается?
— Не так, святой отец. — Д’Альбре с силой потер ладонью лицо, на котором выступила испарина. — Я этого не говорил. Я давал в свое время клятву верности моему сюзерену — руа франков Луи, одиннадцатому этого имени.
— Вот видите, а говорите, что не знаете… — спокойно произнес инквизитор без тени какой-либо эмоции. — Но если вы хотите услышать от меня, как вы должны поклясться, то извольте. Если бы мне пришлось приносить присягу, то я поднял бы правую руку, сложил бы пальцы как для крестного знамения и сказал: «Бог мне свидетель, что я никогда не следовал ереси, никогда не верил тому, что несогласно с истинной верой».
— Да будет мне свидетелем Бог, что я не отклонялся от истинной веры, — подняв правую руку, торжественно произнес д’Альбре.
— Поклялись ли вы, сын мой? — спросил его францисканец.
