Он счел мои слова шуткой и изобразил губами улыбку, но взгляд был серьезный, изучающий. Его карие глаза проводили чашу с вином, которую я поднес ко рту, задержались на перстне. Наверное, прикидывает, за сколько его можно будет продать. Осталось всего-ничего — попробовать убить меня и снять перстень.
Видимо, он угадал мои мысли, опять изобразил улыбку, но на этот раз смущенную, и произнес:
— Такой же герб был у одного из моих предков.
— У кого именно? — поинтересовался я.
— Графа Сантаренского, — ответил он.
Надо же, еще один потомок!
— Алехандру? — задал я на всякий случай проверочный вопрос.
— По-нашему так звучало его имя, — подтвердил он, а потом спросил удивленно: — А ты откуда знаешь?!
— Он и мой родственник. Я из английской ветви его потомков. После смерти жены он уплыл в крестовый поход. По пути принял участие в освобождении этого города и остался здесь, завел новую семью, — рассказал я.
— Все верно! — подтвердил португальский капитан. — Теперь понятно, откуда ты знаешь о Фунчале!
А вот я не понял, какая тут связь. Разбираться не стал. Назвал свое датское имя.
— А я Фернан Кабрал, — представился он.
— Без работы сидишь? — поинтересовался я.
— Работа есть, но не та, что мне по нраву, — высокомерно ответил он, не желая сознаваться, что оказался на мели.
— Может, у меня найдется?! — говорю я шутливо. — Пойдем ко мне на корабль, поговорим.
Я решил нанять его лоцманом до Мадейры. И без него добрался бы, но дам возможность потомку заработать несколько золотых монет.
— Друзья, я заплатил за всё! — крикнул он с порога тем троим, с которыми до этого сидел за столом.
Видимо, понял, что тавернщик делиться с ним не захочет, вот и нашел способ поиметь хоть что-то. Его сообразительность меня порадовала.
Когда моряки с других судов впервые попадают на борт барка, они с профессиональным интересом рассматривают его. Сильно отличается от тех кораблей, на которых приходится работать им. Фернан Кабрал особого любопытства не проявил, что меня немного задело.
— Видел мой корабль раньше? — поинтересовался я, остановившись перед входом в свою каюту, чтобы дать гостю возможность все-таки подивиться увиденному.
— Нет, другой, похожий на твой, — ответил португальский капитан.
— И кому он принадлежал? — полюбопытствовал я.
— Французу одному, Жакотену Бурдишону, — ответил мой потомок.
Я постарался точно также не выказать удивление.
— Давно ты его видел? — как можно равнодушнее спросил я.
— Несколько дней назад он был здесь, — ответил Фернан Кабрал и сам задал вопрос: — Ты его знаешь?
— Он служил у меня капитаном, а потом прихватил всю выручку за летнюю навигацию и исчез, — рассказал я.
— Много прихватил? — иронично улыбаясь, спросил мой потомок.
— Тысяч шесть экю, — сообщил я.
Я таки заставил его удивиться.
— За одну навигацию? — уточнил Фернан Кабрал.
— Да, — подтвердил я, открывая дверь в каюту, и приказал слуге: — Тома, принеси вино и сладости.
По приходу в Лиссабон я первым делом покупаю восточные сладости. Наверное, чтобы жизнь казалась слаще. Или работает привычка закусывать вино чем-нибудь сладким, приобретенная в детстве. Всем лучшим, что имеем, мы обзаводимся до пяти лет, когда с трудом отличаем хорошее от плохого. И ведь не ошибаемся, берем только нужное и немного другого про запас! Меня дед с трех лет приучил заедать пиво конфетами. Он брал меня с собой, когда шел в так называемый буфет, который располагался на первом этаже двухэтажного здания. На втором был ресторан, где оттягивались шахтеры-эстеты. Менее заковыристые забойщики и проходчики так высоко подняться не рисковали, поэтому пили в буфете. Там продавали пиво, вино и водку на розлив и холодные закуски к ним, в том числе и конфеты «Мишка косолапый», самые дорогие и, по моему тогдашнему мнению, самые вкусные на свете. Стоя в очереди, дед держал меня на руках, и я мог сверху вниз смотреть на стеклянную вазу, наполненную с горкой конфетами, которая стояла за выгнутым стеклом витрины. Рядом еще что-то лежало, но что именно — не запомнил. Наверное, пирожки, котлеты в тесте, бутерброды с колбасой и сыром. В то время снабжение в Донбассе было почти таким же хорошим, как в Москве. Дед покупал пару бокалов пива и пару конфет. Мне разрешалось сделать первый глоток из бокала. Особенно мне нравилась пена, белая и воздушная. Я помню, как жадно хватал ее губами, пока не добирался до пива. Сняв пробу, давал деду допить, я сам принимался за конфеты. Вкусней того, что ел в детстве, больше никогда и нигде не попробуешь.
Тома поставил на стол между мной и гостем серебряные блюда с халвой и пахлавой, налил в два серебряных кубка красного вина.
— Ты знаешь, куда поплыл Жакотен Бурдишон? — задал я вопрос своему потомку.
— Может быть, — ответил он, медленно отпил вина, отведал пахлавы и только потом объяснил: — Всякая информация стоит денег, а ты, как понимаю, человек не бедный.
— Ты не ошибся, — подтвердил я, закусывая халвой. — А еще я могу быть щедрым. Если поможешь схватить Жакотена Бурдишона, его корабль станет твоим.
Фернан Кабрал посмотрел на меня, как на неопытного мошенника, после чего спросил иронично:
— И даже вместе с грузом?!
— Нет, груз пойдет на погашение его долга, — ответил я. — Можем составить договор, можем сходить в собор, где я поклянусь на любой реликвии, можешь сам предложить любую гарантию.
— Да какие в море гарантии?! — отмахнулся он. — Не захочешь платить — не заплатишь. Никакие клятвы не остановят.
— Не суди всех по себе, — теперь уже я иронично улыбнулся. — Мне нужен Жакотен Бурдишон. Желательно живой. Корабль он у меня не воровал, так что заберешь ты, а я — груз и получу выкуп за Жакотена. Наверняка он приумножил украденное.
— Да, дела у него идут неплохо! — подтвердил Фернан Кабрал. — В прошлый раз он повез в Бордо полный трюм сахара, тысячи на две экю, не меньше.
— Он пошел в Фунчал? — спросил я.
— Да, — подтвердил португальский капитан. Видимо, «да» — его любимое слово. — Взял здесь пассажиров-переселенцев. Самый выгодный груз в ту сторону.
Когда-то я возил переселенцев сюда. Теперь начался исход.
— Можем и мы взять, — продолжил он. — Желающих уехать на новые земли пол Лиссабона!
— Не хочу с ними возиться, — отклонил я. — Мне нужен Жакотен Бурдишон.
— Да, месть — дорогое удовольствие! — произнес Фернан Кабрал и спросил: — Когда собираешься сняться в рейс?
— Как только выгружусь, — ответил я. — Скорее всего, послезавтра вечером, — и сам спросил: — Застанем его в Фунчале?
— Смотря, как быстро будем идти, — ответил мой потомок. — Думаю, застанем. Грузят там медленно. Сахар привозят из разных мест небольшими партиями. Складов в порту пока не хватает.
— Послезавтра утром жду тебя, — сказал я.
— А аванс не дашь? — произнес он. — Мало ли, сколько мы будет гоняться за Жакотеном Бурдишоном, а у меня семья здесь, надо им на жизнь оставить.
— Большая семья? — поинтересовался я.
— Жена, сын Педру и три дочери. Сыну уже двенадцать. Скоро буду брать его в море! — с теплыми нотками в голосе рассказал Фернан Кабрал.
— На корабле отца и отправится в первый рейс, — пожелал я, вставая.
В углу каюты, высвобожденном благодаря установке колдерштока, стоял большой сундук с судовой кассой, закрытый на бронзовый замок, начищенный так, что отсвечивал. Тома почти каждый день возится с замком. У меня сперва возникло подозрение, что хочет подобрать отмычку и украсть деньги. Потом понял, что ему просто нравится быть рядом с деньгами. Тома считает их как бы своими. Ведь, по мнению слуги, хозяин принадлежит ему со всем тем, что имеет.
Я достал из сундука кожаный кошель с монетами. У золота приятная тяжесть, согревающая руку. Монеты мелодично звякнули, когда я уронил кошель на стол рядом с гостем.
— Сотня любекских золотых гульденов. Этого твоей семье должно хватить надолго, — сказал я.
