Тщательно пережевывая лепешку с тушенкой, я принялся наблюдать за кипевшей в лагере жизнью. Мое внимание привлекла кучка из пяти человек, ожесточенно о чем-то споривших. Я прислушался.
— А я говорю, теперь нас заберут за линию фронта и перекинут в строевые части! — размахивая руками, доказывал какой-то паренек.
— Нечего им больше делать, как самолеты туда-сюда гонять! А ежели собьют? — возражал ему другой, среднего возраста бородатый мужичек.
— Так не дело-то, когда такая куча бойцов, почитай рота, сидит в лесу заместо окопа. — вставил свое слово еще кто-то.
— Вот и я говорю, — обрадовался первый, — что мы на фронте нужнее!
— А тут мы что, без дела сидим? И немцев бьем, и разведку проводим…
— Никто нас за фронт перебрасывать не будет. — спорящие замолчали прислушиваясь к новому, спокойному голосу. — Сами подумайте, разве стали бы нам столько всякого присылать, если б забрать хотели?
Все молчали, обдумывая сказанное. Насладившись паузой и произведенным эффектом, говоривший продолжил:
— Мы патроны и взрывчатку все утро таскали. Зачем, если нас перебрасывать за фронт собираются? Значит — не собираются. Значит думают, что здесь мы нужнее…
Невдалеке от спорящих, собралась еще одна группа — на этот раз человек в тридцать. Чем они там занимаются, я не видел, но стояли партизаны тихо и будто прислушивались к чему-то. Мне стало любопытно. Дожевав свой завтрак (или уже обед?), я отправился к ним. Когда я подходил, на меня лишь бросили мимолетный взгляд и снова вернулись к своему занятию.
— …это сильно поколебало дух немецкой пехоты, которая предпочитает двигаться вперед лишь в том случае, если ее прикрывает броня. — услышал я монотонный голос из глубины группы. — На Смоленском и Невельском направлениях фашистское командование сосредоточило свои лучшие, отборные дивизии…
Читают? Раздавшийся шелест бумаги подтвердил мои предположения — в глубине толпы кто-то читал газету. Значит, кроме хлеба насущного и, еще более насущных для нас, патронов и взрывчатки, командование прислало нам и пищу духовную. В виде свежей, или относительно свежей, прессы. Газеты я в своем времени читал редко, но здесь стало действительно интересно.
— …немало вражеских танковых полков в результате огромных потерь стало обычными пехотными частями, лишь формально сохранившими название 'танковый полк'. - продолжал тем временем читающий. — Двадцатая танковая дивизия только под селением К. оставила на поле боя около семисот трупов и более двухсот разбитых танков. К концу июле в ней было всего четыре десятка боевых машин, а в девятнадцатой танковой дивизии их не осталось вовсе. Под Витебском был разгромлен…
Перечисление вражеских потерь в Белоруссии, особенно среди танков противника, вызвало у бойцов бурю ликования. На особенно громко радовавшихся, шикали и просили, иногда не совсем в цензурных выражениях, не мешать человеку читать, а остальным — слушать. Но настроение поднялось у всех. Даже у меня, хотя я и сомневался в объективности этих статей.
С бойцами, изучающими газету, я простоял около двадцати минут. Кроме событий в Белоруссии, прочитали еще о Всеславянском митинге в Москве (Я же говорил, что врали фашисты когда хвастали, что Москву взяли! — выкрикнул кто-то из толпы), статью о грабежах и разрушениях, чинимых немцами на захваченной территории, вызвавшую гул возмущения среди слушателей, и англо-американскую декларацию о борьбе с гитлеровской Германией. Пока читали газету, я наблюдал за реакцией партизан на услышанное. Знаете, в моем времени — в будущем — со всех сторон раздаются крики о пропаганде, о том, что от народа скрывали правду… И вообще, создается какой-то пренебрежительный ореол вокруг советской прессы. Так же считал и я, презрительно отметая все 'вести о победах'. Но сейчас, видя искреннюю радость на лицах отрезанных от внешнего мира бойцов, услышавших о победах Красной Армии, и их негодование по поводу бесчинств немцев, описанных в газете, я понял, что по-другому ведь и нельзя было. Пусть информация была неполной. Пусть цифры из статей о победах раздуты, а поражения упоминаются лишь вскользь или не упоминаются вообще. А вы представьте, что вместо статьи, красочно расписывающей потери немцев, напишут, что Смоленск, скорее всего, придется сдать, оборона вокруг Киева трещит по швам, враг подходит к Ленинграду и рвется к Москве. Какая будет у них реакция? Куда денется боевой дух, всколыхнувшийся от хороших новостей? Может, если б не эти газеты, не объективные, насквозь пропитанные пропагандой, то и результат войны был бы совсем другим? Как будет воевать боец, которому со всех сторон вдалбливают в голову, что его армия терпит поражения по всем фронтам? Нет, уважаемые. Такой боец воевать не будет. Так что, шли бы вы, со своей объективностью. А мне эти статьи дороже всякой свободы слова. Потому что они несли надежду.
Газета была дочитана до конца и читающий объявил, что лавочка закрывается. Бойцы разбились по кучкам и принялись обсуждать новости. А я опять оказался перед вопросом, что делать дальше. Вступать в обсуждение новостей не хотелось — ну его, еще ляпну что-то не то! Немного поразмыслив, я решил разыскать Колю и узнать о снаряжении, доставленном нам этой ночью.
Коля, как я и предполагал, был на нашем складе. Не том, который — общий. Тем заведует Горбунов. А на складе нашего взвода, где мы хранили взрывчатку и всякое оборудование для взрывных работ. Сейчас Коля проводил инвентаризацию, что-то отмечая карандашом в сильно потрепанном блокнотике.
— Проснулся? — поприветствовал он меня и снова уткнулся в свой блокнот. — а мы здесь переписываем подарки.
— И как успехи? — поинтересовался я. — Работать с этим можно?
— Еще как можно! Тола нам теперь моста на три хватит! — Коля явно радовался полученному снаряжению. — А потом еще пришлют!
— И что нам Родина прислала? — спросил я, запоздало подумав, что со словом 'Родина' в шутках надо бы поаккуратнее.
— Тола почти полтонны, — начал перечислять Колья, сверяясь с блокнотом, — электродетонаторы, нажимные взрыватели, провод электрический, шнур огнепроводящий, подрывные машинки…
Пунктов в 'меню' оказалось штук пятнадцать. Родина таки хорошо позаботилась о нас, решив поддержать своих бойцов, оказавшихся глубоко во вражеском тылу, по полной программе. В списке не хватало только готовых противотанковых и противопехотных мин — видимо, решили, что загружать самолет такими тяжелыми штуками нецелесообразно. А всего остального — да, в достатке.
— Ну и что мы с этим добром будем делать? — спросил я, когда Коля закончил зачитывать перечень подарков из-за линии фронта. — Мысли есть?
