— Ну и что мы с этим добром будем делать? — спросил я, когда Коля закончил зачитывать перечень подарков из-за линии фронта. — Мысли есть?
Никаких предметных мыслей не было. Разве что, смотаться до железной дороги и посмотреть не восстановили ли немцы мост. Ну, и обычные наши методы применения взрывчатки — закладка фугаса на дороге, подождать пока кто-то проедет и взорвать его. Хотя, припомнил Коля и мою идею с минированием автомобилей противника. Теперь, когда ситуация с материалами у нас наладилась, он пообещал выделить мне все необходимое. Впрочем, хороших идей не было и у меня. Для того что б придумать что взорвать, надо хотя бы знать где это что-то находится. А карты-то у меня не было. Выслушав мысль о необходимости карты для поиска целей, Коля со мной согласился и пообещал поговорить с командиром. Вроде бы новые карты были доставлены с грузом и Коля собрался попросить в наше распоряжение одну из них. Сильно сомневаюсь, что из этого что-то выйдет, но попытка — не пытка.
По внезапно наступившей тишине и взглядам, направленным мне за спину, я понял, что в нашем овражке появился кто-то чужой. Это оказался один из прилетевших ночью.
— Даниил Певцов, — представился подошедший к нам высокий стройный человек в новенькой форме и с висевшей на груди фотокамерой, — из газеты 'Красная звезда'. Где я могу найти сержанта Сердюка?
— Это я. — отозвался Коля. — Можно просто Коля.
— Вы-то мне и нужны! — обрадовался корреспондент. — Товарищ Трепанов сказал, что Вы можете рассказать в подробностях о взрыве железнодорожного моста у Александрии.
— Почему только я? — удивился Коля. — С нами была большая группа. Вот, Алексей Найденов, мой заместитель, тоже участвовал.
Певцов вежливо кивнул мне, цепким взглядом будто взвесив и обмеряв с головы до ног.
— Тогда еще лучше. — улыбнулся он. — Вдруг Вы что-то забудете, а товарищ Найденов Ваш рассказ дополнит.
Мы отошли в сторонку и присели на солнышке. Корреспондент, видимо опытный и знающий как разговорить солдата, первым делом достал пачку папирос 'Казбек' и протянул нам. Я не погнушался угощения — хотя у меня и был свой табачок, но солдатская привычка экономить свое и стрелять курево при любой возможности, уже успела во мне прочно укрепиться. Угостился папироской и Коля. Подождав, пока мы прикурим, корреспондент достал блокнот, карандаш и принялся задавать вопросы.
Интересовало его буквально все. Как мы шли к цели, как наблюдали за мостом, как действовали при его подрыве. Особый интерес вызвал рассказ о спектакле, когда наши бойцы разыгрывали перед немцами полицаев, что позволило нам бесшумно снять охрану. Рассказывал, в основном, Коля. Я же только иногда вставлял свои комментарии или дополнял его рассказ незначительными подробностями. Судя по лицу Певцова, отвлекающегося от своего блокнота только за тем, что б задать следующий вопрос, рассказом он остался доволен и предвкушал хорошую статью.
После того как все подробности подрыва моста были изложены, корреспондент приступил к вопросам 'обо всем'. В первую очередь, его заинтересовало как мы оказались в партизанском отряде. На этот вопрос я попытался отмолчаться и сделать вид, что меня здесь нет — очень не хотелось повторять свою историю о потере памяти. Но, выслушав рассказ Коли о его появлении в нашем отряде, Певцов повернулся ко мне.
— А Вы, товарищ Найденов, как здесь оказались?
— Пробирался через лес к нашим, — ответил я, стараясь уходить от любых подробностей, — и встретил партизан. Тут и рассказывать нечего…
— Понятно. — вздохнул корреспондент. — В окружение попали?
— Попал. — кивнул я, ничуть не покривив душой. Ведь действительно, если я оказался в глубоком тылу у противника — можно считать, что попал в окружение.
— И долго Вы партизан искали? — не отставал Певцов.
— Скорее, это они меня нашли. А потом уж я присоединился к отряду. — я многозначительно посмотрел на папиросы и Певцов протянул мне пачку.
Закуривая, я старался тянуть время, что б придумать что можно безопасно рассказать назойливому корреспонденту.
— Я же сначала в другой отряд попал, — пыхнув дымом в небо, начал я.
Певцов повелся на наживку. Его глаза сразу загорелись интересом и вопросы посыпались один за другим. Не выдержав напора, я рассмеялся.
— Подождите! — я поднял руки. — Давайте я лучше сам Вам расскажу. Так вот, я сначала попал в отряд, который действовал на другом берегу Горыни. Нашим командиром был капитан Зыклов. Он сейчас в лазарете лежит, раненый. Вместе с вами полетит за линию фронта в госпиталь. Значит, наткнулись на меня в лесу партизаны…
Я старался рассказывать красочно, но не выдавая никаких особых подробностей. Ни о своей 'контузии', ни о группе бойцов, которых я встретил в самом начале, я не упоминал. Не сказал ни слова и о вспыхнувшей перестрелке у аэродрома, когда нас взяла в плен группа Митрофаныча. Зато все моменты нападения на колонну, форсирование реки и чудесное спасение с помощью отряда майора Трепанова, я расписывал красочно и со всеми героическими подробностями. Карандаш Певцова чуть ли не дымился — он еле успевал записывать. Даже практически не перебивал меня, лишь переспрашивал в некоторых моментах. Моим рассказом он очень остался доволен. Судя по выражению лица, материал, который я ему предоставил, был, как у нас, в будущем, говорят — 'бомбой'.
Когда вопросы у журналиста закончились, пришел наш черед спрашивать. Газета-газетой, а расспросить о новостях никогда не помешает. Тем более, что этот человек сам писал в газету и объездил, наверно, всю линию фронта. Конечно, я предполагал, что корреспондента перед отправкой к нам проинструктировали о том, что следует говорить, а о чем лучше не упоминать. Но, все же…
— Расскажите, как там на фронте? — попросил Коля, на долю секунды опередив меня с тем же вопросом.
Из дальнейшего разговора я узнал не много нового. Практически все то, о чем говорилось в газетах. Ленинград держится, Москву не сдадут ни при каких обстоятельствах — уже готовится мощнейшая линия обороны (никто конечно же не предполагает, что враг дойдет до самой Москвы! Так, на всякий случай…), наши войска геройски защищают Смоленск, а Киев ни за что не сдадим! Я сразу же поскучнел. Мелькнула шальная мысль немного попророчествовать, но я тут же ее отогнал — хороших 'новостей из будущего' на ближайшие пару лет я рассказать не мог, а те, которые мог рассказать — не поймут. И не просто не поймут, а еще и последствия будут, о которых лучше даже не думать. Так и сидел, слушая новости и сверяя их с известными мне, как 'попаданцу', фактами из истории. Впрочем, разговор продлился еще недолго. Певцов спешил как можно подробнее изучить партизанскую жизнь и расспросить как можно больше людей. Ведь ночью он отправлялся обратно — за линию фронта. Поэтому, из вежливости, быстро удовлетворив наше любопытство, он на прощание сфотографировал нас с Колей и, пообещав прислать фотографии как только сможет, исчез.