Кстати, Мерседес сейчас в госпитале МЧС уже не на положении пациентки. Она уже пришла в себя, и сейчас подполковник из этого госпиталя - Игорь Петрович его имя и отчество, к делу ее приставил. Язык они общий нашли - Игорь Петрович служил на Кубе, там научился разговаривать по-испански. А моя любимая мало-помалу осваивает русский язык. Сейчас она работает в госпитале кем-то вроде сиделки. Ничего, справляется, Игорь Петрович ее хвалит.
Многие женщины из тех, кто остался без кормильцев, причем не только гречанки и армянки, но и турчанки, сейчас работают в нашем госпитале. Тут и заработок, и возможность найти себе нового главу семьи. Ведь многие ребята в нашем времени были женаты, имели семьи. И все наши близкие остались в веке XXI. А в нынешнем XIX веке мы, похоже, застряли надолго, если не навсегда. Надо как-то налаживать личную жизнь, ведь в поход отправились не монахи какие-нибудь, а молодые и здоровые мужики. "Основной инстинкт" - он и в прошлом - "основной инстинкт". И никуда от него не денешься.
Поначалу знакомые греки стали приглашать наших орлов в портовые бордели. Их в городе было немало. Только наш доктор Сергачев велел передать всем желающим потешить свою плоть, что в этих борделях заразу найти проще пареной репы. И что он не потратит ни одной дозы антибиотиков, чтобы лечить того, кто подхватит от местной путаны "гусарский насморк". В местных магазинах изъяли все имевшиеся в наличии "изделия N 2". Но они были такого ужасающего качества, что желающих ими воспользоваться нашлось не так уж и много.
Но, помимо чистой физиологии, людям требовалась женская ласка, забота. Поэтому многие морпехи и моряки находили себе вдовушек, пусть даже с детьми. У многих чувства оказались достаточно серьезными. Местный греческий батюшка уже обвенчал несколько пар. Остальные пока под венец идти не собирались, но крепко подумывали об этом.
Ну, а я со своей красавицей повенчался бы хоть сегодня. И она вроде бы не против этого. Мы с ней, с грехом пополам, научились понимать друг друга. Да и какие еще слова нужны в этом деле. Посмотришь в глаза своей любимой, и все становится ясно.
Вот и она. Бежит ко мне, в белом халатике, с белой косынкой, на которой нашит красный крест. Прямо с работы, должно быть. Раскраснелась вся, от волнения, видать. Черные глаза светятся от счастья. Подхожу к ней, обнимаю. Осторожно так обнимаю, уж больно плечики у нее худенькие, боюсь, как бы не сломать чего, ведь хочется обнять ее крепко-крепко.
Отпускаю ее, она ласково так смотрит мне в лицо. Замечает свежую царапину - поцарапало щепкой, отскочившей от повозки. Это два дня назад какая-то сволочь обстреляла нас, когда мы проезжали через турецкую деревню. Потом, конечно, мы перевернули все дома, а ружья так и не нашли. Местные же мужики смотрят исподлобья, и как попугаи твердят: "Йок, йок, йок..."
Мерседес своими тонкими пальчиками проводит по щеке, осторожно касаясь царапины. "Больно?" - спрашивает она. Это одно из первых русских слов, которое она выучила. Слишком часто такой вопрос ей приходится задавать, когда она ухаживает за ранеными. "Но, Мерседес" - отвечаю ей. Я тоже учу потихоньку испанский язык.
Потом я обнимаю ее за плечи, и мы идем гулять по дворцовому саду. Здесь так красиво. Я рассказываю ей о своем родном городе Выборге, стоящему на берегу залива, о старинном замке, который находится в центре города. Потом об огромном и прекрасном городе Санкт-Петербурге, где я учился, и откуда ушел служить в армию.
Говорю по-русски, но моя испаночка внимательно слушает меня, кивает, словно понимает, и сочувственно смотрим на меня своими прекрасными глазами. Игорь Петрович рассказал ей нашу историю, и Мерседес понимает, что у большинства из нас в этом мире нет никого из родных и близких. А вот у меня есть. Я шепчу об этом моей любимой в маленькое нежное ушко, и она радостно смеется - ей щекотно. Потом она прижимается ко мне, и шепчет: "Я тебя люблю, Игорь". Так чисто у нее это получилось, что я даже удивился. Должно быть, она попросила у нашего доброго доктора, чтобы он сказал, как будет звучать эта фраза по-русски, а потом, долго и старательно ее заучивала.
Я обнимаю Мерседес, и целую ее. Она вздыхает, и еще крепче прижимается ко мне. Похоже, что скоро мне придется заняться поиском обручальных колец.
10 июня (29 мая) 1877 года, Полдень, Афон. Свято-Пантелеймоновский монастырь. Полковник ГРУ Вячеслав Бережной. Да, много где мне приходилось побывать, но вот на святой горе Афон как-то не довелось. Про Святую гору и ее монастыри уже здесь мне много рассказывал поручик Никитин. Долгими вечерами мы вели немало бесед о монастырях и скитах, о схимниках, живущих здесь, подобно отшельникам первых веков христианства. Я хочу понять эту страну и это время, понять и полюбить
И вот пришло время и мы с поручиком, наконец, выбрались сюда, чтобы переговорить с игуменом русского Свято-Пантелеймоновского монастыря архимандритом Макарием. Никитин рассказал мне, что настоятель русский, родом из тульских торговых людей. На Афон он приехал в 1851 году, а через четверть века братия избрала его игуменом монастыря св. Пантелеймона.
Именно с ним поручик и посоветовал побеседовать насчет возможной кандидатуры нового Константинопольского патриарха. Среди монастырской братии и монахов, живущих в скитах, было немало русских. Нам хотелось, чтобы именно из их числа и был избран глава Православной церкви Югороссии. И это не простой каприз, не простое желание видеть на этом посту соотечественника, тому есть очень и очень веские причины.
Греческий каик, на котором мы отправились в путешествие, подошел к монастырской пристани, именуемой здесь "арсаной". Монастырь был расположен на пологих зеленых склонах Святой горы. Шатровые колокольни и купола с золочеными крестами были так похожи на церкви наших старых русских городов, что у меня даже сердце защемило от тоски по дому. Вот только когда я его еще увижу? Скорее всего, никогда. Наша родина со всеми ее бедами и радостями, достоинствами и недостатками осталась где-то там за непроницаемой стеной времени. И, как ни хочется надеяться на обратное, пути назад нам уже нет.
Тем больше у нас оснований построить здесь свой, лучший мир. Мир, не знающий смут, ни разгула толерантности и гомосятины, ни международного терроризма, ни мировых войн, наконец. А пока нам, да и всему человечеству, нужен стопроцентно православный, уважаемый всеми Константинопольский патриарх. К тому же, если учесть, что Московская патриархия ликвидирована Петром I, и неизвестно когда возродится, Константинополь будет противовесом и католическому Риму и протестантским странам, исповедующим иудо-христианство, с его поклонением золотому тельцу.