Краем глаза замечаю, что Стрелец аккуратно так, в пределах правил, оттесняет Джека Чарльтона в сторону, давая мне возможность принять мяч. Но в то же время в последний момент понимаю, что по инерции пролетаю вперед и, что самое хреновое, не успеваю затормозить. И в этот миг словно сам собой получается акробатический кульбит, и я не глядя, чисто интуитивно, наношу 'удар скорпиона' в стиле Ибрагимовича. Выставив руки перед собой, смягчаю падение на порядком изжеванный газон и только после этого поднимаю голову.
Гол! Мяч в воротах! Бэнкс сидит на траве, понуро опустив голову, английские защитники застыли, словно участники новомодного в будущем флешмоба 'Mannequin Challenge', стадион притих, и на мне собирается еще одна куча-мала, как и после моего гола немцам.
— Малец, что это было? — слышу чей-то вопль.
— Это 'удар Мальцева', который под таким именем и войдет в историю, — теперь уже узнаю радостный голос Серебряникова.
Наконец выбираюсь из-под завала, все еще пытаясь осознать, что же я такое сотворил. Понятно, что многие спишут это на случайность, мол, повезло парню, что мяч в створ ворот угодил. А я и не спорю, бил наудачу, но ведь все же извернулся так, что мяч влетел, как мне тут же пояснили, под самую перекладину, став неберущимся для Гордона Бэнкса.
Находящиеся в прострации англичане разыгрывают мяч с центра поля. Стадион гудит, свистит, почти 100 тысяч болельщиков (не считая нескольких советских) возмущены пропущенным мячом, и требуют обрушить на ворота Яшина шквал атак. Но времени слишком мало, звучит свисток Готтфрида Динста, и это значит, что, как и в том финале без Мальцева, будут назначены дополнительные 30 минут.
— Ребята, надо дожать! — орал обычно спокойный Морозов сорванным голосом. — Второго такого шанса у нас может никогда не быть… Да что я говорю, вы же взрослые мужики, вы же сами все понимаете!
— Пасуйте на Мальцева, он создаст остроту, — на правах капитана посоветовал Шестернев, которому врач бинтовал правое колено.
До этого Белаковский снова успел всадить мне дозу обезболивающего, которой, по его словам, должно было хватить на тридцать минут. Ага, пасуйте, грустно подумал я, глядя на перетянутую жгутом распухшую щиколотку. Не фига на калеку надеяться, он и так уже сделал все, что мог. Была бы возможность, я бы даже, не исключено, попросил замену… Нет, не попросил бы. Потому что знал — никогда бы себе не простил, проиграй мы этот овертайм без меня. А если проиграют со мной… Ну, что ж теперь, значит, судьба. В любом случае нынешний регламент не созрел еще до замен в ходе матча.
Дополнительное время не дарит зрителям бесшабашных атак. Те и другие боятся пропустить, и под свист трибун мяч все больше перекатывается поперек. Может быть, англичане надеются на повторный матч 2 августа, но я всеми фибрами души против. Чувствую, за два дня голень разнесет так, что будет точно не до футбола. Банишевский, который мог бы меня подменять, вообще на костылях. Если у нас и есть шанс, то лишь в сегодняшнем матче, пока адреналин позволяет носиться по полю сквозь боль. И я ношусь, продолжаю свое броуновское движение от бровки до воображаемой центральной оси поля, периодически пересекаясь со Стрельцовым. В один из таких эпизодов я решаюсь провести 'вертушку', и финт удается! Рядом со Стрельцовым Бобби Мур, которому не остается ничего другого, как бросить своего подопечного и ринуться мне наперерез. До ворот метров двадцать, я пересекаю линию штрафной, и когда Мур валится в подкате — пасую на Стрельцова. Эдик с ходу, как-то коряво пробивает по воротам…
Ну и пусть коряво, пусть удар получился слабеньким, зато и Бэнкс не менее коряв в этом моменте. Не успевает свести ноги, и мяч аккуратно так прокатывается в 'калитку', медленно пересекая линию ворот.
— Го-о-о-ол!
Ору так, что перехожу на сип, и бегу к Стрельцову, раскинув руки… Но добежать не успеваю, страшной силы удар валит меня на газон. Слышу подозрительный хруст, но сознание удивительным образом не теряю. Спустя мгновение — жуткая боль в носу, в глотку стекает что-то солоноватое, и что-то влажное течет по моему лицу. Провожу рукой по щеке, вижу на пальцах кровь, и мне становится дурно.
Дальше вижу, как вырвавшийся из объятий партнеров Эдик со всей дури лупит капитану англичан по физиономии, и Мур оседает на газон в паре метров от меня. К счастью, обошлось без массового побоища, у остальных хватило ума удержать парочку отчаянных с той и другой стороны, да еще и несколько стюардов в полицейской форме помогают навести порядок, а еще с десяток 'бобби' ловят выбежавших на поле болельщиков. Все успокаивается только минут через пять. К этому времени над нами с Муром уже колдуют врачи.
— Подонок, — негромко шипит сквозь зубы Белаковский. — Какой подонок!
— Кто?
— Да этот… Мур. Взял и локтем тебе в нос заехал. Погоди, сейчас вправим, приготовься…
Ой, мама!!! Вот теперь я точно на пару секунд потерял сознание.
— Зато нос на месте, — успокаивает меня эскулап, сует в ноздри по ватному тампону и дает мне пакет со льдом.
Полиэтиленовый, в Союзе такие еще в дефиците, хотя недавно уже запустили и промышленное производство пленки. Прикладываю пакет к носу, вроде чуть легче.
Поглядываю на Мура. Тот сидит на газоне, бледноват, не иначе в нокдауне побывал. Врач сует ему под нос пузырек с нашатырем.
Тем временем Динст начинает вершить правосудие. Устно отправляет с поля нашего Стрельцова и капитана английской сборной. Эдик бредет к тоннелю, понурив голову, наверное, не может простить себе секундной вспышки гнева. Но в глубине души я ему благодарен, пусть знают, что мы один за всех, и все за одного.
— Играть сможешь? — участливо спрашивает Олег Маркович.
Бросаю взгляд на табло. Остается семь минут, не знаю уж, будет что-то судья добавлять или свистнет строго по истечении времени на секундомере. Но уж как-нибудь дотерплю, о чем и сообщаю нашему врачу.
Отдаю ему пакет с подтаявшим льдом и возвращаюсь на поле. Англичане бросаются на отчаянный штурм, я вынужден отрабатывать на своей половине, бегаю с открытым ртом, потому что в носу проклятая вата, которую неимоверно хочется высморкать вместе с загустевшей кровью. Ну и видок у меня, наверное, сейчас, а потом еще глаза заплывут, и такое чувство, будто уже начинают набухать под глазами мешки. Да и хрен бы с ним, с видком, не фотомодель. Хотя для будущих концертов, на которые я надеялся, внешность еще бы пригодилось. Дожить бы еще до концертов, и вообще всякая херня в голову лезет.
Яшин тем временем тащит мяч из-под перекладины, и в этот момент раздается трель финального свистка Готтфрида Динста.
