этого мало. Надежда на то, что моя закладка с «хрониками» сработает, есть, но не стопроцентная уверенность.
Мой следующий соперник — Почетухин. Не скажу, что его бокс так уж хорош, бились они с Емельяновым на равных, просто ленинградцу не повезло получить травму плеча. Правда, белорус здоровее меня, но мне не привыкать выходить на ринг против более фактурных соперников, разбирались уже с такими. Вот и на этот раз особых проблем не возникло. Да, пришлось провозиться все три раунда, слишком уж крепкой оказалась челюсть у Почетухина, однако преимущество по очкам было таким, что ни секунды не волновался, когда рефери проглядывал записки боковых судей.
Камо Сароян так же свой бой выиграл, и нам предстояло сойтись с армянином в полуфинале. Соперник далеко не проходной, впрочем, я к каждому отношусь с уважением, поэтому настраиваюсь на бой серьёзно. И на ринг выхожу сосредоточенным, по-спортивному злым. Наш полуфинал первый, во втором сойдутся Нестеренко и Бодня. Сароян храбрится, но в его глазах я вижу опаску за исход поединка. Ещё бы, на его месте я бы тоже опасался выходить против чемпиона Европы. К тому же мы с ними уже бились на чемпионате страны, устроили рубку, в которой я вышел победителем. Как-то будет на этот раз…
В этот раз Сароян предпочёл осторожную тактику, предпочитая работать на контратаках. Я же не изменил своему стилю, выбрасывая со средней дистанции удар за ударом. Первый раунд однозначно за мной. В начале второго Сароян, видимо, науськанный тренером, решает поработать первым номером, и это для меня становится в какой-то степени неожиданностью. Соперник буквально заталкивает меня в угол, где начинает обрабатывать апперкотами и короткими боковыми. Я сначала просто блокирую их, пряча физиономию за перчатками, потом, разозлившись сам на себя, решил дать сдачи, успел нанести пару ударов, в этот момент мне и прилетело. Я просто отключился, а в следующее мгновение увидел над собой лицо рефери.
— …три, четыре, пять, — услышал я сквозь звон в ушах.
Это мне что, нокдаун отсчитывают? Или нокаут? Я попытался сесть, и мне это удалось с большим трудом.
— …семь, восемь…
Я резво вскочил на ноги и меня чуть повело, я встряхнул головой, восстанавливая чёткость слегка поплывшей картинки.
— Сколько пальцев?
— Два, — просипел я, глядя на «викторию», которую демонстрировал мне рефери.
— Можете продолжать бой?
Я прислушался к своему организму. Одновременно мой взгляд упал на переминавшегося в нейтральном углу Сарояна. В его глазах читалась такая надежда, что я сдамся… Извини, брат, я, пожалуй, ещё подёргаюсь.
До конца второго раунда кое-как достоял, хотя Камо, что было вполне ожидаемо, пытался решить вопрос, не дожидаясь удара гонга. Не получилось… Но раунд однозначно за соперником, который и в третьем продолжил теснить меня к канатам. Я же почти пришёл в себя, но тут ключевым было слово «почти». К тому же пропустил ещё один чувствительный удар, после чего рефери снова открыл счёт. Твою ж мать, где ты, моя супервыносливость?!
Она появилась, но слишком поздно, когда ситуацию мог спасти только нокаут. Я устроил финишный спурт, и даже отправил Сарояна на настил ринга, но это был всего лишь нокдаун. А едва бой возобновился, как прозвучал финальный гонг.
— Ничего, — утешал меня Казаков, когда было объявлено, что раздельным решением судей победу одержал Камо Сароян. — Нельзя всё время выигрывать, даже великие боксёры иногда проигрывают. Хорошо, что это случилось на Спартакиаде, а не на чемпионате страны.
Я и сам понимал, что, как пела (вернее, споёт) группа «Воскресение», «без поражений нет побед». И правда, хорошо, что это случилось на Спартакиаде, а не на более серьёзном турнире. И мне урок хороший в том плане, что концентрацию нельзя терять ни на секунду и постоянно нужно быть готовым к любому фортелю со стороны соперника.
По возвращении в Свердловск мне позвонил Хомяков, выразивший сочувствие и поддержку. И чуть ли не слово в слово повторивший Казакова насчёт того, что хорошо, дескать, что проиграл всего лишь на Спартакиаде, хотя и это обидно. И выразил надежду, что к всесоюзному первенству общества «Динамо», которое пройдёт в октябре, я подойду в полной боевой готовности.
* * *
Кабинет Председателя Комитета Государственной безопасности Юрия Владимировича Андропова был просторным. За ширмой находилась карта СССР, на пьедестале стоял бюст Дзержинского, даже камин имелся. На отдельном столике располагался узел связи — несколько телефонных аппаратов. Сидевший напротив Андропова начальник отдела по подготовке и обеспечению космических полётов Главного штаба ВВС генерал-полковник Николай Петрович Каманин уже чуть ли не полчаса ёрзал на стуле с мягкой обивкой и наблюдал, как Андропов внимательно, вчитываясь в каждое слово, изучает его докладную записку.
«Да-а, — думал про себя генерал, — не тот сейчас у страны Хозяин. Как бы, интересно, отреагировал Сталин, случись вот такой, мягко говоря, казус со спускаемым аппаратом?»
И для себя сделал вывод, что вариантов было немного. Скорее всего, всю эту конструкторскую братию вкупе с монтажниками, наладчиками и прочими причастными как минимум лет этак на пятнадцать отправили бы осваивать бескрайние просторы Магадана или Колымы, где и смололи бы в лагерную пыль. Это в самом лучшем случае, про худший даже и думать не хотелось. Как раз для него он скорее всего и был бы уготован. И хорошо, если бы сам успел застрелиться, чтобы не подставлять Машу и сына... Да, один у него остался сын после скоропостижной смерти Аркадия. Проклятый менингит… И потому Лев был дорог им с Машей вдвойне. Пусть он далеко не мальчик, 37 лет парню, сам уже отец, но сын всегда останется сыном.
Да, многое давалось в то время успешным ученым, а также руководителям крупных проектов. Квартиры, машины, дачи, снабжение из спецраспределителя… Закрывали глаза на мелкие грешки. Многое давалось, но и по максимуму спрашивалось. И в случае неудачи вспоминалось всё. Поэтому и работали люди, как говорится, и за страх, и за совесть. В полном смысле слова, отвечая головой за свои просчеты.
— Что ж, Николай Петрович, я ознакомился с вашей докладной, — наконец, снимая очки, произнёс Андропов. — В общем-то все понятно. Как всегда, разгильдяйство виновато. А вы как думаете?
— Юрий Владимирович, человеческий фактор, конечно, здесь очень важен. Но есть и косвенные причины, я их сейчас озвучу. Во-первых, это космическая гонка с американцами. Понимаю, что политически важно быть впереди. Но сам проект орбитальной станции «Салют» не то чтобы сырой, но уж точно не доработан. Вот с десятым «Союзом» что получилось? Вы же ведь в курсе? Так и не смогли пристыковаться. Стыковочный узел сломался в самый неподходящий момент. Хорошо, что Шаталову с
