— Правый борт, весла убрать! — рявкнули над ухом.
Гребцы спешно выполнили команду, спасаясь от вражеского тарана. С прошедшей мимо триеры полетели стрелы и дротики. Одним из них, зазевавшийся Север едва не был пришпилен к башне.
"Внимательнее, Квинт, хватит хлопать глазами по сторонам, сейчас будет еще жарче".
На расстоянии вытянутой руки прогудело каменное ядро, снеся голову одному из моряков. Квинт втянул голову в плечи, а благоразумный Барбат и вовсе растянулся на палубе.
— Не ранен?
— Вроде, живой!
Другое ядро превратило в щепки борт, уронив жаровню возле стреломета. Раскаленные угли покатились по палубе. Милон кинулся тушить пожар, сорвав с плеч свой легионерский плащ. Один из помогавших ему матросов перевалился через борт со стрелой в шее. Еще одно ядро рикошетировало от палубы двух шагах от Севера, а в следующее мгновение кусок доски прилетел в ему затылок. Трибун упал на палубу. В глазах потемнело, но шлем с войлочным подшлемником смягчили удар.
Поднявшись на четвереньки, Квинт беспомощно взглянул на свой щит. Он чувствовал себя голым. Рядом лежала чья-то оторванная нога.
— Весла на воду!
Потянуло едким вонючим дымом. На палубе одной из пиратских гемиолий, не успевшей убраться и теперь сцепленной мертвой хваткой с понтийской триерой, заплясали языки яркого пламени. Квинт выглянул из-за борта, прикрываясь щитом и увидел, как пара снарядов, рисуя в небе красивые дымные арки, рухнули в море неподалеку от "Трех Харит".
"Еще этого для полного счастья не хватало. Дым-то откуда?"
Словно отвечая на его невысказанный вопрос, один из эпибатов "Харит" поднес уголь с жаровни к заряженной в эвтитон стреле и она, оставляя за собой густой черный след, с гудением улетела прочь.
Понтийцы в своих машинах использовали силу скрученных волосяных канатов, а египтяне — рессор. В море канаты быстро отсыревали, как не смазывай их маслом, натяжение их постоянно менялось, сбивая прицел. Поэтому египетские машины, не обладавшие подобным недостатком, били, хотя и на меньшие дистанции, но гораздо точнее. Моряки Неоптолема применяли зажигательные горшки и каменные ядра, их машины размерами превосходили египетские и стояли только на самых больших кораблях. Эвтитоны Тимофея, легкие и компактные, разместились в числе не менее трех на каждой триере.
— Левый борт, табань!
Весла уперлись в воду и пентера начала разворачиваться влево. Впереди замаячил высокий, на локоть выше, чем у "Трех Харит" борт вражеского корабля.
— Секстирема! — проорал Барбат.
— Откуда знаешь?
— Я все знаю! Там бойцов одних с полсотни будет! Сейчас пойдет потеха!
Север не знал, что Нефер, лично вставший к рулевым веслам, действительно подловил одну из гексер (или секстирем, на римский манер) Неоптолема. В суматохе сражения понтийцы подставили борт, куда не замедлил въехать, сокрушая весла, таран "Трех Харит".
Удар!
Квинт, не успевший найти опору, полетел вперед, но сразу же, как кошка, вскочил на ноги.
"Харитам", в отличие от "Рога Аписа" повезло в том плане, что его римская часть команды заранее озаботилась сооружением на носу пентеры "ворона" и теперь с его помощью легионеры теснили понтийцев. Немногие способны превозмочь сноровку "мулов Мария", когда те чувствуют рядом щит товарища. Римляне дрались на узком мостике, бронзовым клювом впившемся в палубу гексеры, фронтом по двое. Лучшая выучка давала о себе знать и более высокий борт, вынуждавший легионеров лезть снизу вверх по наклонной плоскости, понтийцев не спасал.
Север тоже кинулся в бой и теперь нетерпеливо переминался с ноги на ногу у входа на мост. Задние, напирая на передних, своей массой, в создании которой деятельное участие принял здоровяк Лапа, просто смели понтийцев.
Когда трибун протолкался на палубу гексеры, она была уже на треть занята римлянами и египтянами. Здесь гораздо просторнее, чем в столпотворении у мостика, но какого-либо подобия строя не прослеживалось, удары сыпались со всех сторон и Квинт сразу же погрузился в пляску стали.
* * *— Триера идет в правый борт!
— Мелеагр?
— Вижу, наварх!
— Чего ждем? — голос Лукулла утратил привычные металлические нотки, а лицо легата побелело. Судя по всему, от возбуждения.
— Рано.
— Не успеем уклониться!
— Рано поворачивать.
Легат со свистом втянул воздух и судорожно вцепился в борт, ожидая неминуемый удар.
— Рано!
— Ну же, Тимофей!
— Пора.
— Правый борт табань!
Весла уперлись в воду, а кормчие всем весом навалились на рулевые весла.
— Не успеем!
— Успеем!
Даже сухопутные римляне заметили, что "Птолемаида" действительно успевала вывернуться из-под удара приближающейся понтийской триеры. Но начни пентера разворот чуть раньше и оба корабля оказались бы в лобовой атаке друг против друга, отвернуть из которой было бы куда труднее. Драться с триерой Тимофей не желал. Стоя на боевой башне, он напряженно высматривал "Бромий"[97] — флагман Неоптолема по сведениям египетских лазутчиков.
— Проходим!
— Эх! — азартно выдохнул легат.
— А вот теперь они попытаются переломать нам весла, — невозмутимо заявил Тимофей.
И немедленно прогремела команда Мелеагра, подхваченная келевстом и пентеконтархами:
— Правый борт, весла убрать.
Кормчий переложил руль на правый борт, корректируя курс пентеры, по инерции продолжающей разворот, когда это уже не требовалось. Корабль выровнялся, затем качнулся влево, восхитив легата изяществом и точностью своего хода.
Понтийцы тоже втянули весла. Корабли разминулись на расстоянии десяти локтей, обрушив друг на друга град стрел. Моряки Неоптолема видели, кого они атакуют и особенно усердно били по верхушкам обоих башен и педалиону, надеясь достать там командующего египетским флотом. Телохранители Тимофея не дремали и немедленно прикрыли командующего щитами, тут же превратившимися в подобие ежей.
— Триера по левому борту в "проплыве"[98]!
— Левый борт, убрать весла! — гаркнул Мелеагр.
Повторилась история с проходом на малом расстоянии и обменом метательными снарядами. Уклоняясь от ударов, "Птолемаида" быстро теряла ход.
— Атака слева!
Лукулл, укрывавшийся за бортом, не стал высовываться, полагая, что речь все еще идет о стрелах с прошедшего мимо вражеского корабля. Однако на сей раз нарисовалась новая угроза.
— А вот и кабанчик! — воскликнул Тимофей.
Он стоял в полный рост, не думая прятаться, чем изрядно огорчал телохранителей.
Слева на "Птолемаиду" надвигалась понтийская пентера, украшенная кабаньей головой с двумя бронзовыми клыками-проемболлонами[99].
