уши.
– Вы очень любезны ваше высочество – Жак церемонно поклонился.
– Проходи уже.
– А где все остальные?
– Люси сидит на диете, отказалась завтракать, ушла гулять. Мерлин всю ночь смотрел на звезды и теперь отсыпается, а Христофорушка где-то бегает, сейчас должен подойти. Йорик прибежал в расстроенных чувствах по поводу их ссоры с Люси, сказал, что есть не будет, причем, возможно больше никогда, и убежал плакать в конюшню. Ну а что у тебя? Рассказывай, как вчера все прошло?
– В целом нормально. Торговец картинами несколько недоволен. Говорит, полотна Да Винчи слишком заметны, и ими тяжело торговать. Просит кого-нибудь другого.
– Дожили. Уже и Да Винчи им не подходит. А ведь Йорик утверждает, что это самый великий художник всех времен и народов. Ну да ладно. Главное, пока этот твой торговец принимает его картины?
– Принимает. Но он-то еще не в курсе, что у нас их осталось двести три штуки. Пожалуй, действительно стоит поездить по Италии, поискать другие таланты. Благо, Йорик в свое время кроме всего прочего купил и альбом с работами художников итальянского возрождения.
– Вот уж не думал, что эта лабуда может нам когда-нибудь понадобиться. Впрочем, Йорик, когда мы имели неосторожность отправить его в будущее, набрал столько всяких книг, что было бы удивительно, если бы ни одна из них не годилась еще для чего-то кроме как быть кормом для мышей. Хотя, менять нашего старого доброго Леонардо тоже будет накладно. Он-то уже прикормленный. Покажи ему чертеж винтокрылой машины – и он будет вкалывать на тебя с утра до ночи, за обещание привезти ему в следующий раз еще какую-нибудь картинку. А других художников еще надо заинтересовывать. Они, чего доброго, еще и плату за свою мазню попросят. Лучше скажи Леонардо, чтобы сменил стиль. Покажи ему этот альбом, который привез Йорик. Пусть нарисует что-нибудь в том духе. Уверен, у него получится даже лучше, чем у оригиналов.
Ну ладно. О делах поговорили. Лучше скажи, привез все, что нужно?
– Да, десять бутылок.
– А самое главное?
– Разумеется – Жак достал из кармана флеш-карту и протянул герцогу – как обещал, боевики, комедии, фантастика.
– Отлично, а то надоели эти сериалы. Ты знаешь, что Матильда опять беременна?
– От кого же?
– Пока неизвестно. Она почти рассказала Луизе, но тут вошел ее рогоносный муженек, и разговор пришлось прервать. Думаю, не обошлось без трубадура, который захаживал в наши края пару месяцев назад.
– Я его помню. Флорилей, кажется. По виду – цыган и проходимец.
– То-то подивится наш потомственный блондин растяпа-муженек, когда через полгода его благоверная принесет ему очередного черноглазого кучерявого сорванца – герцог расхохотался.
В зал вошел Йорик. Несмотря на мятую одежду, красные глаза и клочья сена в растрепанных волосах, он сиял от счастья.
– Друзья, я все утро сочинял сонеты и теперь очень голоден. Думаю, вы не будете возражать, если я налью себе вина.
– Я вижу, ты помирился с Люси? – улыбнулся Жак.
– Ах, Люси! Ангел, сошедший с небес, нежный цветок, чудом проросший посреди диких зарослей крапивы! Еще рано утром я думал, что между нами все кончено. Готов был пойти и утопиться в пруду, или отправиться в лес на съедение к волкам. Но после прогулки она пришла, нежная и любящая, словно прохладный ветерок в знойный день. И я воскрес! Кстати, Жак, ты принес для герцога то, о чем я тебя просил?
– Да не буду я читать эти дурацкие книги – вмешался герцог – от них только в сон клонит.
– Ваше высочество, вы ведь знаете, что наш дар должен использоваться не только для пустых развлечений. Это еще и великая обязанность – просвещаться самому и нести свет культуры в массы. Уже давно наступила эпоха возрождения, но в нашем герцогстве культура по-прежнему на уровне средневековья. Мы должны бороться с этим – парировал Йорик.
– Я – человек средневековья. Люблю вино, охоту и боевики. И ничего ты с этим не поделаешь.
– Искусство не для того, чтобы развлекаться. Оно для того, чтобы думать.
– Я не хочу думать. Искусство – это когда красиво и понятно. А в тех книжонках, которые ты мне подсовываешь, ничего не понятно. Вернее, понятно, но, оказывается, при этом имеется ввиду совсем другое. Нужно, видите-ли, читать между строк. У меня еще, слава богу, хорошее зрение, и я прекрасно вижу, что между строк ничего нет. Одни пробелы. И от всего этого у меня только болит голова. Особенно от этого… как ты это называешь? – герцог вопросительно уставился на Йорика.
– Аллегория.
– Вот, вот. Аллегория. Стремление представить все не так как есть на самом деле, а так, как пришло сумасшедшим мозгосгибателям в их больные головы. Помнишь, эта сцена из Откровения Иоанна Богослова? Ты знаешь, что я имею ввиду. Как там говорится?
– Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч.
– Да, она самая. Казалось бы, что тут сложного. Видение Иоанна детально описано. Ты не знаешь, как выглядит меч? Знаешь. Может, ты не знаешь, как выглядят уста? Посмотри в зеркало. Там все прекрасно видно. Мало того, сотни живописцев уже изобразили эту сцену во всех ее деталях. Вот тебе меч, вот тебе уста. И что же делают все эти художники будущего? Они пишут меч? Как бы не так. Они говорят: Это же аллегория. На самом деле имелось в виду, что слово Господа острее всякого меча и разит наповал. Оно настолько твердо, что ничто не может устоять перед ним. Поэтому нет там никакого меча. Ты думаешь, Иоанн Богослов знал, что такое аллегория? Скорее всего, нет. Он тупо описывал свои видения. И если он видел, что из уст Господа выходит меч, он так и писал. Если он видел, что тот держал в руке семь звезд, он именно так и писал. И нечего выдумывать, что он там мог иметь ввиду, говоря о мече. Да ничего он не имел ввиду. Только то, что из уст Господа выходит меч. И все.
– Ты безнадежно застрял в средневековье. Тебе надо развиваться.
– Ты – самый скучный шут во всем королевстве. Если бы ты не был моим другом и преданным товарищем, то давно развлекал бы меня другими способами.
– Это какими же?
– К примеру, отрубил бы я тебе ноги, и посадил в клетку с медведем – было бы уморительно смотреть, как ты пытаешься убежать от него на своих культяпках – герцог расхохотался – впрочем, возможно, забава получилась бы совсем короткой. Женившись, ты стал таким
