Никита покачал головой, забрал у меня ведро с горшками и мы медленно пошли к дому. Оказалось, рано. Из окон раздавался ор деда Егора. Гляди-ка, как он умеет! А ведь каких-то две недели назад едва хрипел.
— Да ты охренел, Демьян? Ну куда я Ольху дену? В лесу зимовать одну оставлю?
— Бу-бу-бу-бу (что-то бормочет).
— Куда с собой? В столицу? Ты совсем дурак?
— Бу-бу-бу!
— А что не поломойкой сразу? Мою внучку — кухаркой! Думай, прежде чем говоришь!
— Бу-бу-бу.
Мы с Никитой переглянулись и громко закашлялись. В домике затихли. Дед выглянул в окно, посмотрел мне в глаза и понял, что я всё слышала. Махнул головой, дескать, заходите.
Мы и зашли.
Глава 6
Вакансия кухарки
— Значит, так, Ольха, — тоскливо сказал дед. — Меня призывает отечество на службу. Я, конечно, предпочел бы отказаться…
— Егор Матвеевич, что я льеру канцлеру скажу? — взвыл Демьян.
— Вот видишь, — нахмурил брови дед. — Они меня шантажируют!
— А сами-то хотите ехать? — спросила я.
— Честно говоря, не хочу, — вздохнул дед. — Но там всплыло старое дело, которому я был когда-то свидетелем. Отвертеться не удастся. Но я быстро, Ольха. Буду уезжать на пару дней и возвращаться.
— Удобно ли это, дед? — спросила я. — Ты ж, прости, не мальчик давно — туда-сюда гоняться. Да и времени много зря уйдет.
— И что ты предлагаешь?
— Дед, мне работать не привыкать. Не век же мне на твоей шее сидеть. В лесу оставаться боюсь, да и не выжить мне одной. А если работа найдется с проживанием, хоть поломойкой пойду.
— Какой еще поломойкой! — возмутился Демьян. — С вашей стряпней вам кухаркой надо!
— А что ж не поваром?
— Так кухарка на кухне главная, — пояснил юный маг. — Под ней и повара, и посудомойки. Кухарка книги учета ведет и покупки делает.
— И где ж кухарка требуется?
— Так у льера Лисовского уже второй месяц в кухне никто не хозяйничает, — простодушно ответил парень. — А хозяйство там большое, народу много. А уж как сам льер приезжает, дел невпроворот.
— Народу много кормить надо? — уточнила я.
Демьян задумался, шевеля губами. Считает.
— Человек двадцать будет, — сказал дед. — Поварихи, горничные, старшие слуги, маги, лекарь и охрана.
Демьян покраснел. Видимо, смутился, что дед знает больше него.
— Если возьмут меня кухаркой, то справлюсь, — уверенно сказала я. — Готовить умею.
— Мы заметили, — закивал Никита.
— Только вот что, Демьян, мне бы подъемные, — посмотрела я на мага. — Нет у меня приличных вещей. Ни зимних, ни летних. Из обуви вон одни дедовы валенки.
— Решим вопрос, — твердо пообещал Демьян.
Так я и стала кухаркой в господском доме, пока гипотетически, но всё же. Можно сказать, обживаюсь.
Демьян с Никитой уехали (прихватив в дорогу мой пирог с вишней), а дед стал понемногу собираться в столицу.
Самой главной задачей он считал отеческие наставления.
— Может, и к лучшему, что ты в имении жить будешь, — говорил мне Егор Матвеевич. — Все веселее, чем в лесу. Да и быстрее в общество войдешь. Я, конечно, хотел, чтобы ты со мной перезимовала, да не судьба, видишь. Главное, никого не бойся. Сам льер Лисовский человек справедливый, хоть и грозный с виду. Супруги у него нет, с его работой ни одна женщина не уживется. Дочка есть приемная, но она всё на балах да в разъездах. Думаю, ты и не увидишь их. А остальным ты ровня и даже чуть выше. Кто обидит — Демьяну жалуйся. Он там маг, а значит, самый главный в отсутствие хозяина.
Я кивала, подавая ему пузырьки, которые он аккуратно укладывал в корзинку с сухой травой.
— Дом я закрою, — продолжал дед. — Попасть ты внутрь, конечно, сможешь, но не советую. Сгинешь тут одна, ты девочка городская, нежная.
Ага, нежная. Такая нежная, что было время, когда меня подруги на себе домой тащили в дупель пьяную. И в ларьке я водкой торговала, и полы мыла в магазине. Всякое в моей жизни бывало, о чем хочется забыть навсегда.
Я тогда другая была. Сейчас от той женщины мало что осталось, кроме подорванного здоровья, конечно.
После того, как я дочь отдала, в моей жизни был очень тяжелый период. Некоторые недели, а то и месяцы в памяти не отложились совсем, и слава Богу. Пила я тогда как не в себя, всё, чего добилась — потеряла. Как смогла выбраться — не понимаю. То ли духовное очищение, сиречь катарсис, пережила, то ли просто увидела, что жизнь не заканчивается. Ну и дочь надеялась увидеть.
Странно, но от тяги к алкоголю я здесь излечилась моментально, даже мыслей подобных не возникало. Будто и в самом деле жизнь началась заново.
Прождали мы моих сопровождающих неделю — дед уже весь извертелся от нетерпения. И этот человек мне рассказывает, как ему в лесу прекрасно живется!
За мной приехали старые знакомые, из нового была только третья лошадь. Интересно, что бы я делала с ней, если бы в детстве не занималась конной ездой?
Я вообще в детстве чем только не увлекалась: и в художественную школу год ходила, и в биатлон, и в кружок кройки и шитья. С вокалом у меня только не сложилось — в ноты я никак не попадаю. Кто бы мог подумать, что конная езда — одно из самых любимых, хоть и бесполезных занятий — когда-нибудь мне пригодится?
Мальчики привезли мне шикарную юбку в стиле бохо (с бахромой и заплатками, но хотя бы нужного размера) и тонкую мужскую дубленку как на них самих. Если на юбку я глядела со слезами (от смеха), то в шубейку вцепилась, как кот в кусок мяса. Мягкая, легкая, хоть и довольно широкая в плечах, она, конечно, на мне болталась, как на пугале, но по сравнению с овчинным уродством мэйд ин Лесняки — ничошная шкурка. Оверсайз. Долго вспоминала название модного в Москве бомжовского стиля, да так и не вспомнила. Вроде как хипстеры, но точно не уверена. Эх, серость я!
А ведь была золотой девочкой. Одежду носила заграничную, платье на выпускной в девятом классе шила у портнихи. Правильная была до приторности: послушная, усидчивая, на медаль шла. Что со мной случилось?
Сейчас я уже не могла Машкиного папашу вспомнить — какой он был? Как его звали-то? Александр Вадимович. Ах, Александр — какое имя!
Тварь.
Хотя ухаживал красиво, не отнять. Цветы дарил, в рестораны водил, в театр. Причем совершенно не боялся.
Александр был папиным партнером по каким-то мутным делам; когда приезжал, останавливался то у нас, то в гостинице. Помнится, мне лет пятнадцать было, когда он меня впервые заприметил. Я была красивой девочкой, созрела рано. В пятнадцать уже ростом 179 см и с грудью второго размера. А он — умный, зрелый, разговаривал со мной серьезно, как с равной. А как смотрел на меня! Лицо почти не помню, а взгляды эти жгучие, видимо, никогда не забуду.
За одно я ему благодарна. Нет, не за Машу. Объективно говоря, если бы Машки не было, моя жизнь бы сложилась совершенно по-другому. Что аборт не сделала — не жалею. Ребенок не виноват, что у него мать дура. А вот что забеременела — жалею и очень.
Как бы я сейчас Семенова не ненавидела, любовник он был великолепный, и в мир чувственных удовольствий он меня не просто ввел — на руках внес. На крыльях, так сказать, любви. Моей любви, естественно. Секс у нас был чумовой и, что самое пикантное, запрещенный. Уж что папа меня по головке не погладит, я прекрасно осознавала.
Бывали мы с ним и в гостиницах, и на съемных квартирах, и на природе. Не спорю, круто. Но не сложилось у нас столь любимого когда-то мною (и многими женщинами) романа с пометкой «властный герой, девственница, разница в возрасте». Мой герой оказался не герой. Когда я с надеждой, что его развод с женой сдвинется с мертвой точки, сообщила о своей беременности, его аж перекосило. Вообще-то я пила противозачаточные таблетки, но то ли забыла тогда принять, то ли бракованные попались. Словом, на слова испуганной до усрачки девочки о том, что «ты скоро станешь папой» он отреагировал неадекватно.
Говорю ж, тварь.
Я узнала о себе много нового. И шлюха-то я малолетняя, и пытаюсь подсунуть ему чужого ребенка, и денег он мне не даст никогда, и сама я ему не нужна, а уж ублюдок, хоть и его — тем более. Вылетела я от него в слезах и соплях.
