— спокойно сказал я, — не надо. Богдан еще свое получит. Ты только не усугубляй.
Нарыв медленно обернулся. Злым взглядом уставился мне прямо в глаза.
— Селихов, — неприятно искривил он губы, произнеся мою фамилию, — ты на кой черт не в свое дело лезешь?
— Это мое дело, — возразил я холодно. — Так же как и дело всех на заставе. Если ты ему сейчас морду набьешь, всем нам хуже будет.
— Да куда ж еще хуже? — прошипел Нарыв, — мне, сука, срок грозит! Пусти!
— Так и знай, Слава, — я заглянул Нарыву в глаза, — я тебе бить его не дам.
— Пусти, сказал!
— Нет.
В глазах Нарыва пуще прежнего забегали злые искорки.
— Защитничек, значит, нашелся, — угрожающие протянул он сквозь зубы, — решил заступиться за этого подонка?
— Попробуешь ударить, не посмотрю на звание, так и знай, Слава.
— Да пошел ты! — Нарыв внезапно кинулся на меня.
Он попытался схватить меня за ворот ХБ, но я тут же вцепился ему в руку, выкрутил запястье так, что он аж застонал.
В следующее мгновение сержант Мартынов набычился, подступил ко мне, чтобы ударить. Боковым зрением я видел, как трое или четверо погранцов тоже шагнули в мою сторону, но на их пути внезапно возник Вася Уткин.
Вася был высок и крепок. Только молодое лицо, на котором еще читались кругловатые детские черты, выдавали в нем восемнадцатилетнего пацана. Телом он был крепче почти всех, кто служил на заставе. А рукопашный бой Вася всегда сдавал в учебке на отлично.
— Кто кинется на Сашку, — угрожающее низким басом начал Уткин, — того тут же приземлю. Поняли?
— Пусти руку… — Провизжал Нарыв, — пусти…
— Отпущу, Слава, если пообещаешь, что не тронешь Семипалова.
— Кого? Эту мразь? Да я его…
Нарыв недоговорил, потому что я сильнее нажал ему на запястье. Еще полсантиметра в сторону, и получит инструктор если не разрыв связок, то сильное растяжение.
— Ладно, не трону, только пусти… — стиснув зубы так, что скрипнуло, проговорил Нарыв.
Я отпустил. Нарыв тут же схватился за запястье. Потом посмотрел на перепуганного Семипалова так, будто собирался просто сжечь рядового заживо одним только взглядом.
— Зря ты его защищаешь, Саша, — сказал Нарыв тихо.
Остальные бойцы застыли вокруг, не зная, что им делать: бросаться на нас с Уткиным или отступить.
— Мало вам собак? Подавай еще массовую драку? — Громко сказал всем им я.
Нарыв не выдержал моего взгляда и отвел свой. Сухо сплюнул.
— Смирно! — Заорал вдруг прапорщик Черепанов.
Внезапно в сушилку ворвались старшина с Тараном и замполитом Строевым.
— Чего тут происходит⁈ — Крикнул Таран, — чего столпились⁈
Все солдаты, кто был внутри, вытянулись по струнке. Однако Таран сразу понял, в чем дело. Глянул на нас с Семипаловым, Уткиным и Нарывом с Мартыновом, стоящих у сапожной полки.
И без того мрачный шеф помрачнел еще больше, чем раньше. Видел я по его взгляду, что понимал начзаставы: вспылил он не по-детски. Перегнул палку с «воспитательным моментом». Допустил неустанные отношения к Семипалову, а тем самым развязал руки всем остальным солдатам. За это я мысленно ругал начальника еще в тот момент, когда увидел битого Богдана, сошедшего со ступеней расположения.
— Прекратить балаган, — сказал шеф строго, — свободные командиры отделений все ко мне в канцелярию. Сейчас же. Остальным — разойтись. Выполнять свои обязанности.
На этом инцидент в сушилке был исчерпан. Солдаты виновато повыходили в коридор казармы, отправились все по своим делам.
— Правильно ли ты сделал, что заступился? — Тихо спросил у меня Уткин, когда все кончилось. — Семипалов то виноват. Из-за него всех нас шеф гонял.
— Виноват, — согласился я, — да только это не значит, что его надо толпой бить. Если бы началось, другие, кто позлее, сразу б на Богдана накинулись. Видал, как смотрели? Давай еще к собакам получим на заставе побитого рядового. Из-за этого всем проблемы будут.
— А если б не кинулись?
— Кинулись бы, — сказал я. — Они все озлобленные после того, что Таран затеял. Не на ком им сорваться, кроме Семипалова.
* * *
— А че, ты раньше мне сказать не мог, а? — Понуро проговорил Таран, подперев голову кулаком.
— Да я бы рад, — пожал плечами замполит Строев, — но ты с коня не успел соскочить, как уже всех отправил наряжаться в ОЗК и бегать туда-сюда.
Таран мрачно нахмурился. Сейчас и самому ему казалось, что наверно со всей этой «тренировкой», он перегнул палку. Особенно ясно увидел он свой просчет, когда застал в сушилке парней, чуть было не прибивших Семипалова за его выходку.
— И потом, как бы это выглядело? — Строев пожал плечами. — Или мне надо было прямо на глазах у бойцов тебя осаживать?
— Возможно, и надо было. Да уже поздно, — вздохнул Таран. — Хотя даже не знаю, чего хуже: авторитет свой потерять или подорвать дисциплину.
Сержанты, которым Строев, в присутствии Тарана битый час разжевывал неуместность неуставных отношений в боевой обстановке, уже покинули канцелярию.
— Вот и я не знаю, — согласился Строев, — а то что ты Семипалова ударил, это вообще швах. Вот сержанты теперь что подумают? Учим их уму-разуму, учим, а сами?
— Говорил я начатряду, — вздохнул Таран, — не гожусь я в начальники заставы. Импульсивный больно. А он, все упрямился. Рапорты мои в СБО заворачивал.
— Значит, Давыдов тебе доверяет, раз заворачивает. Если б не доверял, наверное, давно бы перевели.
— Кажется мне, что сегодня я ему с лихвой поводов дал доверие свое пересмотреть.
— Не раскисай, Толя, — нахмурился Строев. — Что это такое?
— Дима, при самом худшем раскладе, мне за собак уголовка будет. Тут не угадаешь. Пойду вместе с Нарывом и Семипаловым в одном эшелоне.
— Может, еще найдется твой Булат.
— А Пальма?
— Одна собака это не две, — улыбнулся замполит. — Как-нибудь решим.
— Решим. Тоже мне, — плюнул Таран. — Тебе кто про Симипалова рассказал, а, Дима?
— Красильников.
— Вот сучек, а утром, когда опрашивал дежурных, молчал.
— Испугался, — зампалит кривовато пожал плечами, — а когда уехали вы за Булатом, подошел ко мне и сознался. Понял, что настоящая