самый раз начать отвечать. Но я не настаиваю. Решать вам.
— А Германия? Вы ведь продолжите с ней тесно сотрудничать. Это вызывает у нас озабоченность.
— Германию мы обсудим отдельно. Это отдельный большой кейс. При всему моему к ней нежному отношению, ее возрождение выглядит слишком пугающе для соседей. И для нас в том числе. И повторение Мировой войны в том чудовищном формате, в котором она произошла — последнее, что нам нужно. Я не против выяснять отношения. В том числе силой оружие. Но в формате 16-18 веков — в виде некоторого количества ограниченных локальных стычек. Война должна иметь смысл. В том числе экономический. И такая бойня — сущее безумие. А большая и сильная Германия рано или поздно будет разыграна и погрузит всю Европу вновь в кровавую вакханалию.
Собеседники задумались, вполне согласно кивнув последней реплике Михаила Васильевича. Они с ней полностью были согласны. Их возрождение Германии пугало не меньше.
Некоторое время посовещались.
Сходили к телефону. Провели переговоры со своими столицами. Довольно продолжительные. После которых вернулись и с вполне благожелательной улыбкой перешли к составлению договора о намерениях. В том числе и формируя списки семейств, которые предоставят заложников. Но это уже без Фрунзе, которые оставил эти формальности графу Игнатьеву…
1928 год, август, 20. Москва
Большой зал гудел как мирно работающая трансформаторная будка. Люди шептались. Довольно громко, что вынуждало перекрикивать гам от шепотков других. Этакой шепот на повышенных тонах…
— Добрый вечер, — максимально благожелательным тоном произнес подошедший к Фрунзе посол Германии.
— Да, замечательный вечер. Очень рад вас видеть.
— Эта пышность такая неожиданная, — сделал он жест рукой, охватывающий зал.
— Отчего же?
— Я слышал несколько дней вы имели крайне неприятный разговор с послами Франции и Великобритании. И полагал, что все пройдет намного скромнее. Камерно, можно сказать.
— По чести говоря, после того, что они сотворили, это большой успех их дипломатии. Сам факт разговора. Не спустили с лестницы — уже счастье.
— А вы собирались? — усмехнулся посол.
— Как цивилизованный и здравый человек я собирался занять штурмом посольства, изъять все документы и арестовать персонал. Но мое христианское человеколюбие взяло вверх. Тем более, что во всем этом цирке не было нужды — у нас и без арестов имелась вся полнота документальных доказательств непосредственного участия членов дипломатического корпуса Великобритании и Франции как в подготовке бунта УССР, так и выступления Польши. Равно как и материалы, подтверждающие финансирование всего этого «праздника жизни» через банкирские дома, аффилированные с семьями Рокфеллеров и Морганов.
— И вы не выставили их за пределы СССР?
— Зачем? Это что-то даст нам или вам?
— Это могут расценить как слабость.
— Что многое скажет о том, как такой вывод сделает, — максимально вежливо улыбнулся Фрунзе. — Польское руководство вон, уже показало всему миру свои выдающиеся аналитические способности. Не думаю, что кто-то действительно серьезный сделает подобные выводы. А если и сделает, то грош цена его мозгам.
— Возможно, — с такой же вежливой улыбкой ответил посол.
— И да, — произнес Михаил Васильевич, предварительно окинув взглядом периметр на предмет лишних ушей, — я вас очень прошу передать в Берлин, что скоро начнутся нервные дни.
— Что вы имеете в виду? — напрягся посол.
— Лондон и Париж не сумели рассорить нас путем этой войны. Польша потерпела сокрушительное поражение и больше не игрок. Даже на роли куклы, надеваемой на руку она не годиться. У нас в Союзе попытку государственного переворота также удалось предотвратить. И в обозримом будущем собрать силы для чего-то подобного не получится. Поэтому остаетесь только вы. Это вполне очевидно, я думаю.
— Это только ваши предположения?
— Сделанные на основе агентурных данных. Источники, понятное дело, я раскрывать не могу. Но мне известно, что в ближайший месяц-два Германию попытаются вывести из игры. Как именно? Не знаю. От убийства президента до организации красных революций. Возможно какой-то микс.
— Почему именно красных революций? — спросил Герман Геринг, выполнявший роль военного атташе при посольстве.
Фрунзе глянул на него и вполне дружелюбно улыбнулся.
Его отец был высокопоставленным чиновником и личным другом Отто фон Бисмарка. Представитель так называемой «белой кости» — потомственных офицеров Германии, да еще с хорошей родословной. Да, мать происходила из крестьян, но вот отец был исключительно «породист», хоть и не знатен. Его родословная местами прослеживалась до X-XI веков и имела массу очень интересных «хвостов». Например, в 24 колене он был потомком короля Венгрии Белы II, а в 28 — аж самого Ярослава Мудрого. Но в том списке и фигур поменьше хватало, как и родства, связывающего Германа со старой германской элитой самым тесным образом.
В партию НСДАП он в свое время вступил не просто так. А с тем, чтобы представлять там интересы военно-промышленной аристократии. Занимая очень важное второе место, сразу за спиной фронт-мена. То есть, непосредственного руководителя. Идеологически же Герман, судя по всему, был предельно индифферентен. Во всяком случае кроме реальной власти до всего остального ему особенного дела не было. И он доверялся в таких вещах тем, кого считал компетентным. Тому же Гитлеру.
Теперь партии не стало. Как и фюрера.
Физически.
Расклады поменялись. Но Герман опять находился на коне, оказавшись на самом важном участке — крайне выгодного сотрудничества с СССР. Благо, что энергии и ума ему хватало с лихвой для выполнения самых сложных поручений. Разве что наркотики немного создавали ему проблемы, но без них он пока обходиться не мог — подсел после ранения, полученного во время Пивного путча, используя в качестве обезболивающего…
— Чтобы скомпрометировать нас. — вкрадчиво произнес Фрунзе. — Мои слова могут выглядеть пустыми, поэтому наше посольство в Берлине готово открыть для вас свои двери. Без лишней огласки. Ничем подрывающим суверенитет Германии мы не занимаемся и готовы это подтвердить документально. Если потребуется.
— Вы думаете, что есть угроза даже для президента?
— Если его убьют, то на время Германия потеряет управления. Что откроет окно возможностей для разного рода действий. У него огромный авторитет, который не замечается пока он жив и трудится. Когда же уйдет, то может образоваться вакуум и хаос. Ненадолго. Ни англичане, ни французы не готовы к серьезной войне. Но к ней не готовы и мы. Поэтому они могут попробовать сыграть ва-банк и пойти на оккупацию Германии по какому-нибудь
