советских людей из уважения к нашей Родине.
От оно что Михалыч, а я то думал...
Провожаю Зину до моста к Киевскому вокзалу. Там она рядышком живёт.
- А я Вас узнала, товарищ Жаров, - говорит, пришедшая в себя девушка, - Мы у Вас автограф брали после матча...
Прощаемся под фонарём. Обычная советская девушка.
И чего она в том сквере позабыла?
Да ничего не позабыла. Просто наши ухажёры зачастую ведут себя не лучше этих налётчиков. Ни тебе ласковых слов, ни любовной прелюдии. Вот девушки к иностранцам и потянулись...
Захожу в гостиницу. Мэрилин сегодня ночует у Ива Монтана, а его сосед Джеймс Дин поехал на съёмную комнату с Гурченко. Аккуратно открываю дверь в номер Коллинз. Темно, но замечаю сбоку движение. Джоан голышом подняла над головой графин из под воды изготовившись для удара, но в последнее мгновение остановилась.
- Я думала это Дин. Он говорил, если русская не даст, то чтобы я была готова ночью.
Обнимаю её горячее тело и спрашиваю:
- А ты готова?
- Теперь да!
Присвоено звание "Спаситель-Искуситель".
6 августа 1951 года. Москва.
Ерофеев перечисляет на пятиминутке объекты желательного посещения: Кремль, ГУМ, Красная площадь, Дом Учёных, Дом Союзов , новое музыкальное училище имени Гнесиных.
Выбираю Красную Площадь и ГУМ.
Утром иду по Красной площади с группой. Ко мне обращается усатый парень в чёрном прикиде. "Габриэль Хосе де ла Конкордиа Гарсиа Маркес" - читаю на нимбе.
Спрашиваю у наблюдателей:
- Тот самый? "Полковнику никто не пишет"?
- Тот самый. Он без приглашения приехал. Подвязался в Европе с этими артистами на фестиваль. Будет с ними песни петь...
- Может ли в Москве человек иметь пять квартир? - спрашивает Маркес у Коллинз, приняв её за переводчицу.
- Разумеется, - отвечает она, как по методичке, - но какого черта ему делать в пяти квартирах одновременно?
Наблюдаю сцену в ГУМе. Бабуля подходит к африканцу и протягивает руку для приветствия. Во время пожатия, пальцем другой руки гладит чёрную кожу, пытаясь стереть "гуталин". Африканец понятливо улыбается - видимо уже прошёл через "идентификацию" и воспринимает ситуацию с юмором...
Во время гуляния по магазину Васечка делает ценный кадр типа этого на фоне растяжки Дома моды Нины Риччи, приехавшего со своей выставкой на Фестиваль...
Мэрилин любит детей и спрашивает меня, показывая на проходящий отряд пионеров:
- Юра, а ты хочешь вернуться в своё детство?
- Нет, ведь если бы я сейчас был маленьким, то не смог бы танцевать с тобой и с Джоан.
Звёзды ржут и показывают мне большой палец.
- Знаю я ваши танцы, - по-колобковски замечает Монро, - Вы за минуту друг с друга всё снимаете и даже не слушаете музыку из радиоприёмника.
Коллинз прижимается ко мне и щурится от счастья.
Монро продолжает:
- А ещё я могу работать воспитателем в детском саду. Дети меня всегда слушаются.
Ясен пень, ни у кого нет такой красивой воспитательницы. А дети? Я их, конечно, тоже люблю, но по одному и дозированно.
Митинг против атомной бомбы на Манежной площади в день памяти атомной бомбардировки Хиросимы. Первой выступает 16-летняя японка Хисако Нагата из Нагасаки.
- Бомба сожгла мой родной город. Давайте объединимся для того, чтобы такое больше никогда не повторилось.
На сцену выходит Любовь Тимофеевна Космодемьянская - мать советской девушки-героини, замученной фашистами. Она просит перед концертом почить минутой молчания погибших от атомных бомб в Японии и в Корее. Затем Дарья Булганина открывает концерт и, вместе со всей площадью, исполняет популярной песню... https://youtu.be/orsj0Bt6iuU?t=3
Я пою вместе с народом, а Коллинз, не зная слов, просто мурлычет мелодию и с восхищением поглядывает на лица окружающих...
На вечер для молодых политиков чопорная Патриция Кеннеди взяла с собой Жаклин де Бувье для встречи с братом Джоном и напросившуюся Риту Хейворт. Свободный вход в зал был только для женщин-гостей фестиваля. Васечка тогда взял у Риты платье и туфли, накрасился помадой, достал где-то парик и пролез через дыру в заборе, миновав оцепление. Наша девушка-лейтенант милиции сначала пропустила его, впечатлившись прикидом и лопотанием на иностранных языках, а потом на просвет увидела под платьем армейские трусы и завернула Васечку назад.
Меня записали на конкурс кантри-песни этого вечера. Делать нечего, пришлось мне для наших западных партнёров исполнить вот это https://youtu.be/LID4m3aj8oI?t=2
Глава 30
Любая круча в юности легка.
Джордж Байрон, поэт.
7 августа 1951 года. Москва.
Захожу утром в комнату девушек. Монро, кивнув, вышла в коридор по делам. Джоан в душе плещется и спустя пару минут выходит замотанная в полотенце. Не замечая меня, говорит:
- Ну почему ноги такие волосатые? Только позавчера брила и снова лес вырос...
Увидев меня, у неё отвисает челюсть. Но, через мгновение мы синхронно начинаем смеяться.
Присвоено звание "Интимный цирюльник".
Завтрак. На тарелках у "советских" на кусочках белого хлеба небольшие кубики сливочного масла. Размазываю и припоминаю, как в новой России сначала появятся всякие маргарины типа "Рама" со вкусом настоящего сливочного масла, а затем и выбор масла превратится в "фифти-фифти" - то ли угадаешь натурпродукт, то ли купишь похожий эрзац, мало имеющий отношение к молоку.
Джеймс Дин и Гурченко в столовой поругались в коридоре из-за ухлёстывания кавалера за Хёпберн. Перевожу им друг друга на фоне кроваво-красных средств пожаротушения. Юная Гурченко уже не рада своим предъявам.
Дин, выдержав её наскок, переходит в контрнаступление:
- Вернёшь мои подарки... Как ты её назвала? "Швайне"?
